Антиклассика. Легкий путеводитель по напряженному миру классической музыки

Во время всех моих поездок я чувствовала, словно что-то тянет меня внутри, как будто мои внутренности были намагничены, а самый большой запас ферромагнитных предметов был в Берлине. Я не была несчастной: даже несмотря на то что мне было трудно справляться с монотонностью выступлений и моими непростыми отношениями со скрипкой, я все еще могла оценить шутку, рассказанную на репетиции, или вечер в баре с друзьями. Но как бы круто ни было ощущать себя путешественницей, за время моих приключений не было ни секунды, когда бы я забывала, что на земном шаре есть конкретное место, где я хотела оказаться.

Однажды утром, в конце моего самого длительного пребывания в Берлине, единственное, что заставило меня выйти из квартиры Штефана и сесть в такси, которое должно было отвезти меня в аэропорт, – это обещание себе, что однажды – скоро – гастроли закончатся.

Глава 11 Вот идет невеста «Да» и «нет» в музыке для мероприятий и свадеб

В «Мстителях» есть сцена, где Капитан Америка обрушивает всю свою злость из-за войны и Пегги Картер и из-за того, что его выловили из Арктики слишком поздно, чтобы их романтические отношения пользовались спросом, – на беспомощную боксерскую грушу. (Боксерской груше удается провисеть там еще несколько флешбэков, но в конце концов она взрывается, потому что Капитан Америка очень сильный и очень, очень злой.)

Музыка была моей Пегги Картер. А моя свадьба – боксерской грушей.

Я изящно переехала в Берлин, обменяв мои туры с Крисом Ботти и сэром Джеймсом Голуэем на службу приглашенным концертмейстером в Немецком симфоническом оркестре Берлина. Ценой этой победы – необходимой и ради моего эго, и ради денег, которые я на этом заработала, – было то, что мои приготовления к прослушиваниям и время, проведенное с оркестром, стерли все взгляды, которые я накопила за предшествующие месяцы. Меня снова затянуло в состояние соревновательного, бессодержательного создания музыки, где моими основными целями были достижения и статус. В конце выступления я прослушивалась на должность постоянного концертмейстера, но не получила ее. Более того, мне сказали, что я упустила эту возможность из-за слабости моего оркестрового отрывка – того самого, которому я могла бы обучиться на занятиях в Джульярде, если бы не была такой упрямой.

Я потеряла желание суетиться и заводить новые знакомства. Моя заинтересованность в репетициях снизилась. Я начала отказываться от концертов, и вскоре мой график выступлений иссяк. Все, что осталось от моей карьеры, – это несколько декоративных наград.

Зато в личной жизни у меня было все лучше, чем когда-либо. Я жила со Штефаном. Я была всего в четырех кварталах от моей сестры Марины. У меня с раннего (очень раннего) детства не было столько блаженно бесцельных часов отдыха. Но два десятка лет продуктивности, изо дня в день ориентированной на успех, оставили меня с огромным трудолюбием, которому нужно было найти применение.

К сожалению, мои усилия найти новую цель привели меня на путь разочарования и неудач. В какой-то момент мне предложили работу учителем музыки в детском саду на полставки. В другой раз модельное агентство отправило меня на прослушивание на роль «Скрипачки» в рекламе Samsung, и кастинг-директор, даже не остановившись, чтобы признать аутентичность, которую я могла бы принести этой роли, предположил, что я лучше подошла бы на роль «Девушки». (Но не намного лучше, видимо, потому что эту роль я тоже не получила.)

После того как Штефан сделал мне предложение, представилась новая мишень: наша свадьба. Я посвятила всю свою решимость – вместе с самоанализом и одержимостью, которые идут с ней в комплекте, – планированию идеального, финансово ответственного бракосочетания. Вместо оттачивания переходов я пыталась уговорить руководителя строительства закрыть ярко-зеленые указатели на выход, которые омрачали панельные стены нашей площадки. Вместо настройки по квинтам я крошила и переделывала сшитое на заказ свадебное платье из органзы, пытаясь «исправить» венские швы, которые сводили меня с ума. Вместо того чтобы центрировать смычок, я угрожала отречься от собственной матери, если она появится на церемонии в шлепанцах (что она все равно сделала).

Когда дело дошло до выбора музыки, я была жестоким, но справедливым деспотом. Когда у меня была возможность, я учитывала пожелания Штефана, а когда не могла, махала ему перед носом своим удостоверением выпускника Джульярдской школы и напоминала ему, что он вырос на немецких шлягерах. У него не оставалось другого выбора, кроме как уступить моему авторитету, потому что немецкие шлягеры – худшая музыка[156].