АнтиNаполеон

«Груши хорошо видел, что повсюду, где его не было лично, его приказы не выполнялись; он бросил Вандамма и, повернув 4-й корпус, вернулся в Лималь, оставленный пруссаками, которые заняли сильную позицию на высотах на левом берегу реки Диль. Наступила ночь, однако Груши продолжал яростно атаковать. Желая, во что бы то ни стало, выполнить приказ Генерального штаба и прийти в Сан-Ламбер, он спешился, со шпагой в руке встал во главе своих колонн и повел их в бой. Наконец ему удалось достичь склона, ведущего к позициям противника, но было уже одиннадцать часов вечера, Вандамм все еще находился в Вавре, и маршал понял, что не может двигаться в полной темноте, тем более с войсками. находившимися на марше с самого утра и так долго сражавшимися. Тогда он принял решение разбить лагерь и предпринять меры для возобновления атаки с началом дня».

Затем маршал отправил одного из своих офицеров к генералу Вандамму со следующим приказом:

«Мой дорогой генерал, мы вступили в бой в Лимале. Ночь не позволяет нам продолжать его, но мы находимся нос к носу с противником. Так как вы не можете перейти Диль, направляйтесь тоже с вашим корпусом в Лималь, оставив в Вавре лишь столько войск, сколько потребуется для удержания той части города, которую мы занимаем. С рассветом мы атакуем войска, стоящие передо мной, и мы сможем, я надеюсь, соединиться с императором, как он и приказал сделать. Говорят, он разбил англичан, но у меня нет больше новостей, и мне тяжело передать ему новости с нашей стороны.

Именем родины прошу вас, мой дорогой товарищ, выполнить этот приказ. Я вижу только такой способ выйти из трудного положения, в котором мы оказались, и спасение армии зависит от этого.

Я отдаю под ваше командование весь корпус Жерара. Я жду вас».

* * *

Подведем итог действиям маршала Груши во время этого ужасного и печального дня 18 июня 1815 года.

В начале дня маршал, отдавший накануне вечером приказ идти к Вавру, отправился к 3-му корпусу, двигавшемуся на Сарт-а-Вален.

В половине двенадцатого он услышал канонаду с левого берега. Генерал Жерар стал настаивать на том, чтобы идти на звуки выстрелов. Эдит Саундерс описывает это следующим образом:

«Груши и его товарищи в Валене заметили, что стрельба под Угумоном усилилась. Поле битвы находилось от них примерно в четырнадцати милях по прямой, и видно было, как клубы дыма поднимаются над горизонтом. Очевидно было, что сейчас между армиями Наполеона и Веллингтона происходит решающее столкновение. Жерар, при поддержке генерала Валазэ из инженерных войск, все еще убеждал Груши выступить в направлении стрельбы. Но генерал Бальтюс, командующий артиллерией, возразил, что перевезти пушки по затопленным дорогам, ведущим к Мон-Сен-Жану, будет невозможно. Последовал довод Валазэ, который настаивал, что его инженеры легко смогут передвинуть пушки, Бальтюса это не убедило, а Жерар разозлился на Груши, который терзался сомнениями, но не решался двинуться в другую сторону.

„Господин маршал, ваш долг — идти на пушки!“ — кричал Жерар.

„Император сказал мне вчера, что намерен атаковать английскую армию, если Веллингтон примет бой, — сказал Груши. — Потому все это меня нисколько не удивляет. Если бы император пожелал, чтобы я принял в этом участие, он не отослал бы меня на такое расстояние в тот самый момент, когда идет против англичан“.

Ответ Груши был вполне резонным, и, если бы Наполеон был более склонен признавать свои ошибки, мы вряд ли узнали бы о сцене в Валене. Акцент следовало бы сделать не на отказе Груши идти на звук пушек, а на том факте, что Наполеон отправил его слишком далеко, чтобы он мог помочь в битве при Ватерлоо».

Но даже если бы Груши, вопреки приказу императора, пошел на звук пушек, что бы произошло? На этот вопрос в своей книге «Созвездие императора» отвечает российский историк В. Н. Шиканов:

«Ну а если бы маршал прислушался к требованиям своих корпусных командиров и пошел на гром пушек? В этом случае на поле битвы при Ватерлоо, с разницей в несколько часов, оказались бы дополнительно тридцать тысяч французов и более семидесяти тысяч пруссаков. Да еще Тильман привел бы по следам Груши двадцать две тысячи солдат. В результате чудовищная „мясорубка“ у плато Мон-Сен-Жан просто приняла бы вдвое большие масштабы и, скорее всего, с тем же финалом. Итак, перед Груши была поставлена практически невыполнимая задача (и к тому же поздно)».

Как бы то ни было, Груши решил не поддаваться эмоциям и продолжить выполнение поставленной перед ним задачи. Различные историки трактуют это решение маршала по-разному.

Наполеон требовал лишь одного: подчинения в бою.

Роже Дюфрес, французский историк

Историк А. З. Манфред вешает на Груши всех собак: