Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Кто-то их работников НКВД принялся выслуживатться, чтобы загладить прошлые гершки. Кто-то снова пользовался случаем для сведения личных счетов, доносов, стукачества. Но действительно ли была кампания террора хаотичной? Или снова, как с голодомором, были те, кто направлял и корректировал ее? Ведь по идее репрессии нацеливались на уничтожение потенциальной “пятой колонны” перед войной — но случилось так, что сам их масштаб по сути подорвал готовность государства к войне! Под гребенку попали военачальники и офицеры, не имевшие отношения ни к каким заговорам. Оказалась парализованной и военная промышленность.

Наконец, в 1937–1938 гг была полностью разгромлена советская разведка. Было уничтожено 40 одних только резидентов в разных странах, не считая рядовых агентов, связных, курьеров. Другие попали за решетку или были отстранены от работы. С сотнями агентов оборвались контакты. Разветвленная и великолепно отлаженная сеть советских спецслужб за рубежом практически перестала существовать. И это накануне войны, в период самой интенсивной тайной дипломатии”… Было ли это одним из случайных “перегибов”? Вот уж вряд ли. Скорее, походило на умелую диверсию. И пожалуй, не Сталин был заитересован в том, чтобы накануне войны, в период самой интенсивной тайной дипломатии остаться без “глаз и ушей” за границей

Выискивали “оборотней” — но при этом опять попадало под репрессии православное духовенство. В 1936 г. в красноярской тюрьме казнили епископа Филиппа (Гумилевского), архимандрита Полихрония (Запрудина), протоиерея Константина Ордынского, священника Николая Катасонова. Расправы над служителями Церви шли и в лагерях. А летом 1938 г. более 300 священнослужителей расстреляли на Бутовском полигоне в Москве. Впрочем, террор прошелся и по мусульманскому духовенству. В 1936–1938 гг были репрессированы почти все муллы Урала и Сибири. Очередной раз попали под удар и другие категории людей, которые традиционно относились в советском государстве к “группам риска”. По деревням хватали “кулаков”, по городам — бывших офицеров и дворян, шерстили интеллигенцию за неосторожные высказывания, арестовывали просто честных людей, насоливших начальству или чем-то мешавших…

В данном плане показательным может быть пример с М.А. Шолоховым. В конце 1936 — начале 1937 гг были арестованы руководители Вешенского района Логовой, Красюков и Логачев. Писатель хотел заступиться за них, но на прием к Сталину попасть не смог. Тогда он пошел на беспрецедентную в советское время форму протеста, отказался ехать на Международный антифашистский конгресс писателей в Испанию. Этого не заметить не могли, он был вызван в Москву, после беседы со Сталиным его подзащитных освободили и восстановили в партии. Узнав, что их избивали, Шолохов написал генеральному секретарю о методах следствия. Была создана комиссия во главе с тем же Шкирятовым, который в 1933 г. “проверял” сигналы писателя об организации голода. И эта комисия опять спустила дело на тормозах, злоупотреблений не подтвердила, свела дело к “отдельным ошибкам”, никто не был привлечен к ответственности. После чего “органы” состряпали дело на самого Шолохова.

Правда, у него и в НКВД нашлись почитатели, предупредили. Он тайком сбежал в Москву, прятался на квартире Фадеева, пока не сумел через Поскребышева передать Сталину записку: “Приехал к Вам с большой надеждой. Примите меня на несколько минут. Очень прошу”. 23 и 31 октября 1938 г. состоялись две его встречи с генеральным секретарем, и только тогда писателя оставили в покое [116]. Как видим, многое происходило без ведома Сталина. А ведь далеко не каждый, подобно Шолохову, мог обратиться к нему…

Конец разгулявшейся вакханалии, как и в прошлых погромных кампаниях, положил Сталин. 22 августа 1938 г. первым заместителем Ежова был назначен Лаврентий Берия, которому Иосиф Виссарионович доверял лично. 15 ноября было запрещено рассмотрение дела “тройками”. 17 ноября вышло постановление Совнаркома и ЦК “Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия”. Указывалось, что “массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные… при упрощенной процедуре следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений… Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка следствия, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых “лимитов” на массовые аресты…”