Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Итак, в то время как классификация существенна для мысли и социального действия, символизм несуществен для классификации. Мы не можем сказать, что символизм необходим в том смысле, в каком необходимы категории. Однако человеческие существа во всем мире тем не менее разрабатывают свои категории и придают им отчетливость символическими средствами. Здесь правдоподобно предположение, что, поступая так, они действительно усиливают значимость необходимых инструментов своего мышления и общественного сотрудничества. Однако поскольку то, что они так поступают, ни логически, ни практически не необходимо и поскольку не все, что осознается как важное, символизируется, мы едва ли можем удовлетвориться таким утверждением.

В любом случае остается еще одна трудность, ибо говорить об усилении значимости можно, лишь предположив, что мы можем иметь предварительное представление о том, какая значимость была бы приписана чему-либо без символизма. Для такой идеи нет подтверждения. Все, что мы знаем, – это то, что предмет, его значимость и то, что мы выделяем как прибавляемый символизм, обретаются вместе, и мы не можем достоверно утверждать, что символизм есть мера значимости или что последняя была бы иной или меньшей, если бы не символизм. В той степени, в какой символический аспект классификации может быть правильно абстрагирован от понятийного, мы можем сказать, что он есть закрепляющее дополнение к артикуляции последовательности; но приписать ему более специфическую функцию в этом отношении гораздо труднее.

Размышление

Символическая классификация может быть рассмотрена как одно из выражений человеческого стремления размышлять в метафизических терминах. Вероятно, не все люди имеют тенденцию мыслить таким образом, но все цивилизации привержены метафизическим схемам; даже не создавая их, они тем не менее их поддерживают.

Так, обсуждавшаяся нами символическая классификация зуни – не просто форма понятийного упорядочивания; это выражение сложной теории о реальном устройстве вселенной. «Все неодушевленные объекты, – пишет Кушинг, – равно как растения, животные и люди… принадлежат к единой великой системе всесознающей и внутренне взаимосвязанной жизни, в которой степень связи в большой мере, если не полностью, определяется степенью соответствия» (1883, р. 9). Этот взгляд на мир характеризуют два главных принципа интерпретации: категории предметов таинственны, могуществены и в различной степени подвластны смертности; любая стихия или явление в природе, обладающие индивидуальным существованием, наделяется личностью, аналогичной тому из животных, чьи действия в наибольшей мере напоминают его проявления. Например, молнии часто придается вид змеи, потому что ее путь по небу извилист, а удар мгновенен и разрушителен. На этих основаниях делается предположение, что змея ближе связана с молнией, нежели с человеком, но в то же время ближе связана с человеком, нежели молния, поскольку она смертна и менее таинственна. Эти качества вовсе не те, с какими имеет дело наука в физике и герпетологии: они воображаемые и спекулятивные конструкции и представляются или символизируются преимущественно животными. Мы видели, что кланы зуни именовались по названиям животных (один из них назывался Гремучая Змея) и прочих природных явлений и что они вместе с тем классифицировались по областям пространства, чьи свойства они разделяют. Таким образом, эта классификация – не единственный способ, каким могут быть отсортированы и поименованы предметы, наподобие сортировки яблок: это спекулятивная теория метафизического свойства, и она служит интерпретации характера имеющихся в мире предметов и связей между ними. Иными словами, символическая классификация может заключать в себе философию.

Права и обязанности

Поскольку символическая классификация может соответствовать категориям иного порядка, можно ожидать, что символы будут подкреплять эти категории, каким бы образом они ни использовались. Так, в частности, обстоит дело с категориями юридическими, т. е. теми, которые регулируют права и обязанности.