Искусственность процедуры во всяком случае очевидна, поскольку образцовый случай соответствия, т. е. предписываемый брак, представляет собою такой тип системы, в котором едва ли можно ясно прочертить границу между социальным и символическим (в указанном смысле). Когда к отдающим в жены обращаются с теми же приношениями, которые подобают и богам, мы наблюдаем не аналитическое проведение различия между правовым и мистическим, а тождественную символизацию общего характера отношений между категориями лиц: преподносимые подарки указывают на связь, а не на разделение.
Даже если данное обобщение не теоретическое, а эмпирическое, и невзирая на то, что оно скорее отражает метод анализа, чем отличительные особенности коллективных представлений, все же оно остается хорошим начинанием в деле отграничения символической классификации от всего, с чем она имеет дело. Не сделав этого, мы не можем ни исследовать корреляцию, сопутствующие вариации или причинно-следственные связи, ни установить каким-либо иным путем отличительные особенности данного класса социальных фактов. По этому поводу можно сказать, что, обсуждая символическую классификацию, мы, в сущности, все еще не знаем точно, о чем говорим.
Частью рассуждения Дюркгейма и Мосса является утверждение, что имеется эволюция символической классификации от простых форм к более сложным. Сами они не особенно трудились его доказывать; они просто предполагали, что это так. В качестве проблемы это остается предметом спора и требует более серьезного исследования.
Если рассматривать только классификацию посредством деления, что мы только что сделали, то этнографическая литература производит общее впечатление, что форма классификации распространена тем шире, чем она проще. Так, дуальная классификация, будучи простейшей формой, распространена во всем мире, в то время как деления более сложные встречаются гораздо реже. Правдоподобен вывод, что сложные формы действительно возникли из простых, хотя следует иметь в виду, что (как мы видели) более простые имеют тенденцию сохраняться внутри сложных. Это могло бы означать, что развитие символической классификации не определяется институтами (т. е., опять же, противоположное тому, что предполагали Дюркгейм и Мосс), но следует автономным путем эволюции. Это предположение согласуется также с известным утверждением Уайтхеда, что «символические элементы жизни имеют тенденцию произрастать дико, подобно растительности в тропическом лесу» (р. 61). Истолкованное более трезво, оно означало бы, что человеческое воображение, выражаемое в символической классификации, имеет тенденцию к сложности.
Что касается классификации посредством деления, нет ничего удивительного в том, что, начиная с дуализма, имеется множество классификаций соответственно количеству классов (четыре, семь и т. д.), на которые они делятся. Однако может обнаружиться верхний предел допустимого количества символических классов, и тогда необходимо удостовериться в том, каков он, и попытаться объяснить это. В основе всех этих вопросов, если смотреть вглубь, лежит вечный вопрос о роли размышления и сознательного целеполагания в развитии институтов.
Всеобщее распространение дуальной символической классификации, обобщена ли она в интегральные системы (Китай, майуок) или частично выражена в более сложных образованиях, приводит к предположению о вероятности того, что классифицировать посредством бинарных оппозиций – естественная склонность человеческого ума. Это проблема столь же глубокая, сколь и неподатливая.
Герц в 1909 г. описал полярность как «один из глубочайших вопросов, которые стоят перед сравнительной религией и социологией» (р. 21). Хокарт поставил вопрос, является ли эта дихотомия традиционной или врожденной человеку, и пришел к выводу, что она, вероятно, – закон природы, «однако этого недостаточно, чтобы объяснить дуальную организацию, ибо дихотомия вовсе не нуждается в том, чтобы образовывать пары, разве что на мгновение в качестве первого шага» (р. 289). В самом деле, если поразмыслить, весьма озадачивает «врожденная склонность ума, которая мертвеет, как только принимает институционализированную форму» (Needham, 1970, p. xxxviii). Конечно, есть логические основания, опираясь на которые, можно доказать, что организация понятий посредством образования контрастных пар – изначальная и устойчивая форма мышления, «однако вопросы логики не решаются обращением к культурным особенностям, и наоборот, упорядочивание этнографических свидетельств с опорой на логические критерии не доказывает, что последние внутренне присущи коллективным представлениям» (Needham, 1973a, p. xxxiv).