Выражения «я держу это» («I hold it»), «я бью это» («I strike it»), «я рву это» («I tear it»), равно как и сотни других выражений, обозначающих действие, вызывающее изменение в чем-то, строятся в английском языке по одной модели. Но «держать» («hold») по сути своей не является действием, – этот глагол обозначает состояние взаимосвязанности. Но мы воспринимаем его, и даже видим его как действие, поскольку язык устанавливает в данном случае взаимоотношения, аналогичные гораздо большему классу отношений, обозначающих движение и изменение. Мы ПРИПИСЫВАЕМ действие тому, что называем словом «держать», потому что формула «субстантив + глагол = деятель + производимое им действие» для структуры наших предложений является основополагающей. Поэтому нам приходится во многих случаях привносить в естественную ситуацию искусственное отношение действия попросту из-за того, что модель нашего предложения предписывает (за исключением императива) постановку глагола после субстантива. Мы обязаны сказать «он зажегся» или «свет зажегся», определяя таким образом «свет» как деятеля, а «зажегся» как действие. Но вспышка и свет – одно и то же, здесь нет ни действия, ни деятеля. Хопи в таком случае говорят просто
Все это типично для неразвитого личного ума, затерявшегося в безбрежном мире, который невозможно познать известными уму методами: он использует странный дар языка, чтобы сплести паутину майа или иллюзии, чтобы произвести собственный предварительно-условный анализ действительности и потом посчитать его окончательным. Привязанность к иллюзии закреплена в западном индоевропейском языке, и путь избавления от иллюзий для Запада заключается в том, чтобы расширить границы познания языка, выйти за пределы индоевропеизма. В этом заключается «мантра-йога» западного сознания, следующий шаг, который он сейчас уже готово сделать. Возможно, наиболее подходящим для западного человека будет начать развивать ту «культуру сознания», которая приведет его к великому озарению.
Опять-таки, посредством такого рода понимания языка достигается гораздо большая сплоченность людей. Ведь научное изучение самых различных языков – не обязательно говорить на них, достаточно проанализировать их структуру – есть урок единства, братства как универсального человеческого принципа – братства «Сынов Манаса». Этот процесс заставляет нас преодолеть границы отдельных культур, национальностей, физических особенностей, называемых «расами», и обнаружить, что в своих языковых системах, хотя эти системы весьма различны, в их организации, красоте и гармонии и в их редкостной тонкости и проницательности в области отражения действительности, все люди равны. Этот факт независим от уровня развития материальной культуры, от варварства или цивилизованности, морали и нравственности, что больше всего удивляет культурного европейца, что шокирует его, что для него – как горькая пилюля! Но это правда; грубейший дикарь может неосознанно безо всяких усилий использовать настолько сложную, разносторонне разработанную и интеллектуально сложную языковую систему, что для описания механизмов ее функционирования нашим лучшим ученым умам требуется целая жизнь. Манасическая плоскость и «высшее эго» было дано всем, и эволюция человеческого языка была завершена и распространена в своей гордой полноте повсеместно по планете во времена куда более древние, чем все цивилизации, остатки которых ныне покоятся в земле.