Исследуя значащие единицы, трудно отказаться от использования дистрибутивных признаков для классификации ранее выделенных и неупорядоченных единиц. Если бы пражские лингвисты проявили большую настойчивость в исследованиях обоих планов, это побудило бы их к более углубленному использованию этих критериев в плане выражения. Но, как правило, когда они обращались к проблемам, связанным со значащими единицами, то ограничивались уже описанными парадигмами, стремясь при этом определить лингвистически релевантные конститутивные признаки различных единиц, чтобы установить также и в плане содержания языковые модели, основанные на сходствах и различиях. Трудности, связанные с объективной оценкой семантической реальности, стали причиной того, что эти попытки оказались относительно менее убедительными, чем при изучении фонетической субстанции.
Подход Йельской школы характеризуется полным отторжением семантической субстанции, так как она не поддается объективному научному исследованию. Но поскольку лингвисты этой школы никогда не опирались на четкое различие между формой и содержанием, введенное Ельмслевом, нельзя сказать, что их достижения в структурной морфологии, основанные на дистрибутивных критериях, сравнимы с концепцией реляционной «формы содержания» глоссематиков. На уровне дистинктивных элементов йельские лингвисты не отказываются от операций со звуковой субстанцией, по крайней мере на ранних стадиях исследования: сведение аллофонов в фонемы происходит на основе их большего или меньшего фонетического сходства. Таким образом, реальное противоречие заключается не между формой и содержанием, а между непосредственно наблюдаемыми фонетическими признаками и туманными семантическими данными. Исследование сосредоточилось исключительно на высказывании, как на единственно позитивном данном аспекте языка. А поскольку высказывание в материальном смысле целиком состоит из звуков речи, то возникает, по крайней мере, тенденция опираться как можно дольше на речевые элементы или цепи. При определении дистинктивных единиц лингвист оперирует не со значением, но со значимыми тождествами и различиями, что можно понимать как положительные и отрицательные реакции на речь. Известна, по крайней мере, одна теоретическая попытка отбросить все, кроме фонетических данных11
. Почти исключительное сосредоточение только на данных, доступных прямому наблюдению, ведет по вполне понятным причинам к тому, что единственным принципом классификации становится дистрибуция, а парадигматическая реальность не вызывает доверия. Но если единственным объектом наблюдения является высказывание, независимо от того, какие в его состав входят единицы, то оно само по себе не может стать объектом исследования.Анализ фонем и их разложение на субстанциальные компоненты допускается в той мере, в какой эти компоненты рассматриваются как элементы, входящие в высказывание, но такой анализ не должен приводить к установлению парадигматических моделей, с которыми исследователи могли бы оперировать как со множеством лингвистических реальностей. В целом, однако, наблюдается тенденция игнорировать звуковую субстанцию, как только достигнут структурный уровень. Это сходство с ельмслевовской процедурой подчеркивается тем фактом, что глоссематики на самом деле оперируют с субстанцией при отождествлении дистинктивных единиц.