Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

³³ Видней (1947, р. 395) постулирует наличие некой «человеческой природы», которая «логически и генетически предшествует культуре, ибо мы должны постулировать существование таких человеческих агентов, наделенных психологическими способностями и импульсами, которые могут породить культурный процесс как средство приспособления к своей среде и как форму символического выражения. Иначе говоря, установленная природа человека функционально проявляется через культуру, но к ней не сводима».

В другой статье (1949, р. 347) он указывает: «В развитии современной культурной антропологии можно выделить две основные «темы». С одной стороны, – тему, вытекающую из натуралистической, позитивистской, эволюционной традиции XIX столетия, в соответствии с которой культурная реальность представляет собой автономный, сверхорганический, сверхпсихический уровень реальности, подчиненный своим собственным законам и стадиям развития, или эволюции. С другой стороны, – постоянную тему, восходящую к гуманистической традиции эпохи Возрождения и рационализму философов Просвещения XVIII века, согласно которой человеческая культура является продуктом человеческих открытий и творчества и подчинена человеческому контролю».

³⁴ См.: Hallowell (1945), где дается предварительный обзор данной проблемы.

³⁵ См., в частности, у Спиндлера и Годдшмидта (1952). Их исследование «нацелено на понимание процессов изменения, происходящих в обществе [индейцев меномини, живущих в штате Висконсин] под воздействием современной американской цивилизации, особенно того, как принятие внешних проявлений культурного и социального поведения связано с изменениями в индивидуальных личностных характеристиках личного состава этого общества; при этом мы временно воздерживаемся от трактовки тех или других как независимой переменной в данной ситуации». Результаты этого конкретного исследования готовятся к публикации Джорджем Спиндлером. Адаме (1951), опираясь на собственные данные, обсудил гипотезу, выдвинутую в работе Х.Дж. Барнета «Личностные конфликты и культурное изменение» (1941).

³⁶ Обобщение данных и выводов можно найти в: Hallowell (195 lb). Ср.: Hallowell (1950b) и краткий обзор в [сборнике] «Аккультурация в Америках: Материалы и избранные труды XXIX Международного конгресса американистов», под ред. Сола Такса (1952).

Комментарии

Перевод выполнен по изданию: Hallowell A.I. Culture, Personality and Society // Anthropology Today. Chicago, 1953. P. 597–615.

Перевод В.Г. Николаева

Бейтсон Г. Бали: ценностная система устойчивого состояния 1

«Этос» и «схизмогенез»

Если уж не ложью, то во всяком случае чрезмерным упрощением было бы сказать, будто наука непременно движется вперед путем построения и эмпирической проверки последовательной серии рабочих гипотез. Среди физиков и химиков еще можно найти таких, кто и в самом деле действует таким ортодоксальным способом, но среди социальных ученых таких, по-видимому, нет. Нашим понятиям даются произвольные определения (они нечто вроде смутно проступающих очертаний еще не проведенных четких линий), а наши гипотезы до сих пор остаются настолько туманными, что мы редко можем даже в воображении представить себе какой-нибудь случай, исследование которого обеспечило бы их решающую проверку.

Настоящая статья представляет собой попытку более четко сформулировать идею, высказанную мною в 1936 г.² и с тех пор основательно переработанную. Понятие этоса оказалось для меня полезным концептуальным инструментом, и с его помощью мне удалось добиться более ясного понимания культуры ятмуль. Однако этот опыт никоим образом не доказывал, что данный инструмент обязательно будет полезным, если окажется в других руках или будет применен в анализе других культур. Самый общий вывод, который я мог из этого извлечь, заключался в том, что определенными характерными особенностями обладают мои ментальные процессы, что определенными характерными особенностями обладают высказывания, действия и организация ятмуль и что абстракция «этос» сыграла какую-то роль – возможно, роль катализатора – в облегчении установления связи между этими двумя специфичностями: моим разумом и данными, которые я самостоятельно собрал.

Сразу по завершении рукописи «Навена» я отбыл на Бали, с тем чтобы испытать этот инструмент, разработанный для анализа ятмуль, на балийских данных. Однако по ряду причин я этого не сделал: отчасти потому, что на Бали мы с Маргарет Мид были заняты разработкой других инструментов исследования – фотографических методов регистрации и описания данных, – отчасти потому, что я учился применять к культурным данным методики генетической психологии, но более всего потому, что на некотором, не выразимом словами уровне я чувствовал, что для решения этой новой задачи указанный инструмент исследования непригоден.