Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Эта зависимость индивида от группы в определении того, что является "реальностью" и что ею не является, будет не столь удивительна, если вспомнить, что личный опыт индивида с необходимостью ограничен. Иначе говоря, вероятность того, что его суждение будет правильным, повышается, если индивид с большим доверием относится к опыту группы, независимо от того, совпадает или нет этот групповой опыт с его собственным. Это одна из причин принятия группового суждения, но есть еще и другая. В любой сфере поведения и представлений группа оказывает мощное давление на своих индивидуальных членов, требуя от них согласия с ней. Мы подвержены этому давлению во всех областях – политической, религиозной, социальной, – включая и нашу веру в то, что есть истина и что есть ложь, что хорошо и что плохо, что правильно и что неправильно, что реально и что нереально. В таком случае нетрудно понять, почему общее принятие факта или мнения может быть той самой причиной, которая не допускает постановки этого мнения или факта под вопрос».

²⁹ Ernest R. Hilgard (1948, p. 329–330). Ср.: МШег, Dollard (1941), а также Gibson (1950b). У Гибсона приводится набросок того, что является, по его разумению, желанными очертаниями теории социального научения у человека. Уайтинг (1941), используя модель теории научения, предложенную Халлом, систематически анализирует усвоение ребенком культуры квома; особый интерес для нас представляет глава «Внушение сверхъестественных верований».

³⁰ Толмен (см.: Parsons, Sliils, 1951. P. 359) отмечал, что «психология в значительной мере представляет собой изучение интернализации общества и культуры индивидуальным человеческим актором»; Ньюкомб (Newcomb, 1950. Р. 6) говорит о том, что индивид «каким-то образом обретает общество внутри самого себя. Способы действования общества становятся его собственными». Ср.: Миллер и Хатт (1949); они указывают, что «интериоризация социальных ценностей лишь относительно недавно стала предметом специального изучения».

Такие утверждения, исходящие, в частности, от психологов, очень важны для культурной антропологии. То, что некоторые антропологи полагали – хотя далеко не всегда отстаивали эту точку зрения систематически, – будто культура в основе своей должна рассматриваться не как неотъемлемая часть индивида, а как нечто отдельное от него или внешнее по отношению к нему, подразумевала некую базисную дихотомию личности и культуры. Крайняя формулировка этой позиции получила воплощение в замечании Уайта (1947) о том, что «наиболее эффективный способ научного изучения культуры в действительности состоит в том, чтобы действовать таким образом, как если бы человеческого рода не существовало вовсе». Спиро сосредоточил внимание на этой проблеме в своей статье 1951 г. Он говорит: «Чего не удалось осознать культур-реалистам, так это того, что как только организм чему-то научается, это нечто перестает быть по отношению к нему чем-то внешним и оказывается "внутри" организма; но как только оно оказывается "внутри", организм становится биосоциальным организмом, определяющим свое поведение как следствие тех модификаций, которые он претерпел в процессе научения. Между тем, принятая реалистами дихотомия индивид-культура мешает им увидеть этот элементарнейший факт, и, как следствие этого, они мыслят категориями сверхорганической культуры, определяющей поведение органического взрослого человека».

³¹ Ср. утверждение Годдшмидта (Op. cit, p. 522): «Индивидуализированный образец социального действия, интернализированные требования личного успеха, возможность которого теоретически открыта для всех, отсутствие неподвижной фиксации социального положения и связанных с ней гарантий групповой солидарности, значимость собственности для социального успеха и, следовательно, для удовлетворения эго – все это в сумме поддерживает такие черты характера, как агрессивность, враждебность, дух соперничества, одиночество и скупость. И в самом деле, трудно даже представить, каким образом хула или юрок могли бы эффективно функционировать без этих черт в своем обществе» (курсив наш).

³² Ньюкомб (1950, р. 448) обобщил этот тезис, подчеркнув значимость переживаний детства как «существенного звена» временной преемственности: «Детские переживания образуют существенное звено в той цепи, которой культура любого общества и общие личностные характеристики его членов связываются и продолжают связываться воедино в череде следующих друг за другом поколений… Без общих детских переживаний не было бы ни общих личностных характеристик в обществе, ни преемственной культуры».