Читаем Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах полностью

Берло. Неудобно. Обстановка у меня не предназначена для гостей с ночевкой.

Цингербай. Пойти и принести из дому одеяло и пижаму?

Берло. Неудобно. Мне вообще неудобно, когда гости у меня ночуют. А сейчас вам стоит пойти выбросить презерватив в унитаз, чтобы он не соскользнул на ковер.

Цингербай (про себя). Плохо родиться. Плохо и не стоило. И тот, кто не родился, много выиграл. (Подумав, снова начинает настаивать.) Я знаю, что вы не подготовились и что вы строго придерживаетесь своих привычек.

Берло. Нет, господин Цингербай, так дело не пойдет. Здесь не вечеринка и не кабак! Меня не оглушишь романтическими исповедями после полуночи. Я не позволю, чтобы гости вдруг оставались у меня без предупреждения и пачкали мои простыни. Так дело не пойдет! Не сразу, не сразу! Встречаемся, как положено, нормально, приходим с подробным предложением и садимся за переговоры, как все люди, а уж потом можно начинать думать о как бы переночевать. Идите-ка домой! Учитесь! Подумайте! Будет у вас предложение — приходите с предложением. (Цингербай направляется к выходу, возвращается и садится рядом с ней.) Я понимаю так, что у вас есть предложение. Какое предложение?

Цингербай. Я предлагаю… просто… себя.

Берло. Простите?

Цингербай. Себя. Себя. Я предлагаю вам себя.

Берло. Себя и…

Цингербай. И…?

Берло. Сколько?

Цингербай. Много. Много, много любви.

Берло. А кроме любви?

Цингербай. Обожание.

Берло. Вы насмехаетесь надо мной, или что?

Цингербай. Насмехаюсь? Я падаю перед вами на колени, горю в мучениях, отдаю вам все — это насмешка?

Берло. Все? Вы отдаете мне все?

Цингербай. Все.

Берло. Все-все?

Цингербай. Все-все-все. Все.

Берло. И все, что у вас есть?

Цингербай. А что такого у меня есть?

Берло. У вас ничего нет?

Цингербай. Любовь. У меня большая любовь.

Берло. И…?

Цингербай. Обожание.

Берло. До свидания и спокойной ночи.

Цингербай. Нет! Еще нет! Я знаю, что мне нечего вам предложить, кроме себя, а я сам — это несерьезное предложение.

Берло. Это вообще не предложение.

Цингербай. Я знаю. И все-таки, недавно там, в аптеке, я думал, что вы проявили некоторый интерес…

Берло. Вы показались мне порядочным человеком.

Цингербай. Я и вправду порядочный.

Берло. Потому я и говорю: для обсуждения порядочного предложения, от которого вы, при всей своей порядочности, увильнули, я готова сесть за стол; но предложение, которое включает только вас — с любовью, без любви, — тут нечего и обсуждать.

Цингербай. Я понимаю.

Берло. И простите, что я снова делаю вам замечание, но, право, стоит пойти наконец и бросить презерватив в унитаз, пока он не соскользнул мне на ковер.

Цингербай. Не следовало мне натягивать его. Зря истратил пачку.

Берло. Завтра купите новую.

Цингербай. В пачке остались еще две штуки.

Берло. На завтра не хватит.

Цингербай. Не хватит? Двух штук? На один вечер?

Берло (с многообещающей улыбкой). Такой мужчина, как вы — и еще опрашиваете?

Цингербай (довольный). Пожалуй, вы правы. В особенно бурный вечер…

Берло. Бурный — не то слово.

Цингербай (подскакивает от радости). А может, в сущности, стоит родиться, хорошо родиться…

Берло. Ну вот и соскользнул на ковер! А ведь я же предупреждала!

Цингербай (поднимает презерватив с ковра). Простите.

Берло. Простите! Пачкают мне ковер и говорят «простите»!

Цингербай (про себя). Она просто великолепна! Держится великолепно, мебель содержит великолепно, а какой темперамент!

Берло. Что вы держите его за кончик, как селедку? В унитаз его, живее!

Цингербай. Завтра в девять?

Берло. В девять, и ни минутой позднее.

Цингербай. Какая вы точная, прямо чудо.

Берло. И с предложением в руках. (Цингербай уходит. Про себя.) Вот так. Любовь — обожание, обожание — любовь, а о шестидесяти тысячах — ни слова.

<…>

Картина пятая

Ночь. Квартира Берло. Берло. Входит Спроль.


Берло. Я надеюсь, что у вас есть основательная причина приходить к даме в полночь без приглашения.

Спроль. Десять тысяч причин из австралийской резины высшего качества и одна причина из плоти и крови.

Берло. А именно?

Спроль. Вы женщина, я — мужчина; у вас есть месячный цикл, я должен бриться каждое утро; у вас есть аптека, у меня — десять тысяч пачек презервативов; где в природе можно найти большую совместимость?

Берло. К делу. Без полуночной лирики.

Спроль. Допустим, я вношу в аптеку «Берло энд Берло» десять тысяч пачек презервативов, что на сегодня составляет шестьдесят тысяч фунтов по оптовой цене.

Берло. Допустим. Дальше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука