Антоний и Клеопатра

И оттуда новости тоже были плохие. Фурний писал, что в конце прошлого ноября Секст Помпей, Либон, Децим Туруллий и Кассий Пармский прибыли в порт Митилены на острове Лесбос и развили бурную деятельность. Оставались они там недолго. В январе они явились в Эфес и стали вербовать добровольцев среди ветеранов, которые за несколько лет накопили себе земли в провинции Азия. К марту у них уже было три полных легиона, и они были готовы попытаться завоевать Анатолию. Испуганный Аминта, царь Галатии, объединил свою армию с Фурнием и Марком Тицием. Фурний ожидал, что к тому времени, как Антоний получит это письмо, война уже начнется.

– Ты должен был еще несколько лет назад задуть свечу Секста Помпея, – сказала Клеопатра, бередя старую рану.

– Как я мог, если он связывал Октавиана, освобождая меня от него? – огрызнулся Антоний, протягивая руку за графином с вином.

– Не смей! – резко остановила она его. – Ты еще не прочитал последнее письмо Попликолы. Если тебе необходимо пить, Антоний, делай это после того, как покончишь с делами.

Он повиновался, как ребенок, и это показало ей, что в ее совете он нуждается больше, чем в вине. Но что она будет делать, когда в вине он станет нуждаться больше, чем в ней? И вдруг одна мысль пришла ей в голову: аметист! Аметисты обладают магическим свойством против пьянства, избавляют человека от этой привычки. Она заставит царского ювелира в Александрии сделать для него кольцо с самым великолепным аметистом в мире. Он будет носить его и преодолеет свою тягу к вину.

Разумеется, Попликола с самого начала знал, что кампания Антония против парфян провалилась. Это он распустил по всему Риму слух, что Антоний одержал великую победу, исходя из предположения, что успех будет на стороне того, кто первый изложит свою версию событий. Раньше Попликола писал радостные письма, в которых сообщал, что Рим и сенат поверили его версии, и смеялся, что не кто иной, как сам Октавиан, предложил проголосовать за благодарение в связи с «победой» Антония. Но последнее послание было совсем другим. Бо́льшую часть письма занял отчет о речи Октавиана в сенате, посвященной ужасному поражению Антония. Агенты, посланные Октавианом на Восток, узнали все подробности.

Читая свиток, Антоний плакал. Клеопатра наблюдала за ним с упавшим сердцем. Наконец она выхватила у Антония письмо и прочла эту резкую диатрибу. О, как посмел Октавиан назвать пагубной ее роль в событиях! Царица зверей! «Я хочу маму»! Какая клевета! Как она теперь вернет себе прежнего Антония?

«Будь проклят, Октавиан, я проклинаю тебя! Пусть Собек и Таурт втянут тебя в свои ноздри, утопят, сжуют и затопчут!»

Потом она поняла, что ей надо делать, и удивилась, что не подумала об этом раньше. Антония надо оторвать от Рима, пусть он поймет, что его судьба и его удача – в Египте, а не в Риме. Она совьет для него гнездо в Александрии, такое удобное и приятное, полное развлечений, что он не захочет его покидать. Он должен будет жениться на ней. Как хорошо, что этот моногамный народ римляне игнорируют иноземные браки как незаконные! Он по-прежнему будет считаться верным мужем Октавии. Фактически его египетский брак будет значить намного больше для тех, кого связывают с ним личные отношения, – для его царей-клиентов и второстепенных правителей.

Она сидела, держа голову Антония на коленях и устремив взгляд на портрет Цезаря, идеального партнера, отнятого у нее. Портрет был из Афродисиады, чьи скульпторы и художники не имели равных. Все было отражено в этом портрете: от тени бледно-золотистых волос до пронзительных светло-голубых глаз, окаймленных чернильно-черными ободками. Волна горя накрыла ее, придавила. Довольствуйся тем, что у тебя есть, Клеопатра, не горюй о том, что могло бы быть.

«Будет война, должна быть война. Единственный вопрос – когда. Октавиан лжет, что не допустит гражданских войн. Он должен будет воевать с Антонием или потеряет все, что у него есть. Но, судя по этой речи, еще рано. Он планирует как следует обучить свои легионы, чтобы подчинить племена Иллирии. И он говорит о кампании, на которую уйдут три года. Это значит, что у нас три года на подготовку, а потом мы пойдем на Запад, вторгнемся в Италию. Пусть Антоний и дальше мечтает о победе над парфянами, нужно только сохранить его легионы. Ибо Антоний как военачальник не чета Цезарю. Я должна была догадаться, но я верила, что со смертью Цезаря никто не может соперничать с Антонием. Теперь, когда я лучше его знаю, мне ясно, что его человеческие недостатки мешают ему стать хорошим военачальником. Вентидий был способнее его. Думаю, что и Канидий тоже. Пусть Канидий проделает всю работу, пока Антоний поражает мир своими иллюзорными фокусами.