Антоний и Клеопатра

– Семь в полном составе, если я волью туда отдельные когорты.

– Достаточно. Кампания будет короткой. Что бы ни случилось, не допусти, чтобы зима застала тебя в пути. Зимой ты должен быть в теплых помещениях. Аминта может немедленно дать две тысячи всадников. Судя по его письму, они скоро прибудут. Я подозреваю, что он держал их, чтобы сражаться с Секстом.

– Ты прав, Секст долго не протянет, – спокойно сказал Канидий.

– Иди в саму Армению от Карана. Важно, чтобы в этом году мы проучили армянского Артавазда. В следующем году мы ощиплем его.

– Как хочешь, Антоний.

Клеопатра кашлянула. Двое мужчин, забывшие о ее присутствии, удивленно посмотрели на нее. Ради Канидия она пыталась выглядеть если не смиренной, то хотя бы сговорчивой, благодушной.

– Я советую начать строить флот, – сказала она.

Удивленный Канидий не мог не отреагировать.

– Для чего? – спросил он. – Мы же не планируем морских экспедиций.

– Не сейчас, я согласна, – спокойно ответила она, не позволяя себе показать недовольство. – Однако он может понадобиться нам в будущем или, лучше сказать, мог бы понадобиться. Корабли долго строятся, особенно в том количестве, в каком нам нужно.

– Понадобиться для чего? – спросил Антоний, озадаченный не меньше Канидия.

– Публий Канидий не читал пересказ речи Октавиана в сенате, поэтому я понимаю его возражения. Но ты, Антоний, читал, а там ясно говорится, что однажды он поплывет на Восток, чтобы сокрушить тебя.

На какой-то миг все замолчали. Канидий почувствовал, как внутри у него что-то опустилось. Что задумала эта женщина?

– Я читал речь, царица, – сказал он. – Мне прислал ее Поллион. По возможности я с ним переписываюсь. Но я не вижу в ней никакой угрозы Марку Антонию. Октавиан способен только критиковать Антония. В остальном он не может сравниться с Антонием. На самом деле он повторяет, что не пойдет войной против соотечественника-римлянина, и я верю ему.

Ее лицо окаменело, голос стал ледяным.

– Позволь мне сказать, Канидий, что я значительно больше понимаю в политике, чем ты. Что Октавиан говорит – это одно. Что он делает – это совсем другое. И я уверяю тебя, что он намерен сокрушить Марка Антония. Поэтому мы будем готовиться и начнем прямо сейчас, а не в следующем году или через год. Пока вы, мужчины, будете осуществлять свою парфянскую одиссею, я проделаю работу на берегах Вашего моря, подготовив самые большие корабли.

– Ограничься «пятерками»… э-э… квинквиремами, госпожа, – посоветовал Канидий. – Корабли больших размеров слишком медлительны и неповоротливы.

– Я и имела в виду квинквиремы, – надменно произнесла она.

Канидий вздохнул, хлопнул себя по коленям:

– Рискну сказать, что это не повредит.

– Кто будет за них платить? – подозрительно поинтересовался Антоний.

– Я, конечно, – сказала Клеопатра. – Нам нужно по крайней мере пятьсот военных галер и хотя бы столько же военных транспортов.

– Военных транспортов? – ахнул Канидий. – Для чего?

– Я думала, название говорит само за себя.

Открыв было рот для ответа, Канидий закрыл его, кивнул и вышел.

– Ты смутила его, – заметил Антоний.

– Вижу, хотя не понимаю почему.

– Он тебя не знает, моя дорогая, – сказал Антоний, немного усталый.

– Ты против? – спросила она сквозь зубы.

Маленькие рыжие глазки широко открылись.

– Я? Edepol, нет! Это твои деньги, Клеопатра. Трать их как хочешь.

– Выпей! – велела она, но взяла себя в руки и улыбнулась ему самой очаровательной улыбкой. – На этот раз я присоединюсь к тебе. Мой управляющий говорит, что он купил отменное вино у торговца по имени Асандр. Ты знал, что Асандр – это сокращенно Александр?

– Не очень ловкая попытка сменить тему, ну да ладно. – Антоний усмехнулся. – Кстати, пить тебе придется одной.

– Извини?

– Я полностью протрезвел и покончил с вином.

Она открыла рот:

– Что?

– Ты слышала меня. Клеопатра, я люблю тебя до безумия, но неужели ты думаешь, что я не заметил твоих намерений споить меня? – Он вздохнул, подался вперед. – Ты полагаешь, что знаешь, через что прошла моя армия в Мидии. Но ты не знаешь. И ты не знаешь, через что пришлось пройти мне. Чтобы знать, тебе надо было быть там, а тебя там не было. Я, командующий армией, не мог избавить ее от мучений, потому что я ринулся во вражеские земли, как взбесившийся боров! Я поверил нашептываниям парфянского агента и не внял предупреждениям моих легатов. Юлий Цезарь всегда ругал меня за опрометчивость и безрассудство, и он был прав. В поражении в мидийской кампании виновен только я, и я это знаю. Я не простак, не пропащий пьяница. А ты считаешь меня таким. Мне необходимо было стереть из памяти свое преступное поведение в Мидии, напиваясь до бесчувствия! Я так устроен! А теперь – все прошло. Я повторяю, я люблю тебя больше жизни. Я никогда не смогу разлюбить тебя. А вот ты меня не любишь, что бы ты ни говорила. И голова твоя занята планами и махинациями, как бы обеспечить Цезариону одни боги знают что. Весь Восток? И Запад? Он должен быть царем Рима? Ты об этом все время мечтаешь, да? Перекладываешь собственные амбиции на плечи этого бедного мальчика…