Антоний и Клеопатра

– Я только могу повторить, господин, что ее нет. И нет никаких солдат где-либо поблизости от Афин. Если господин Октавиан посылал солдат, они, должно быть, поплыли в Македонию или ушли по суше в провинцию Азия.

Память возвращалась. Да, прошло пять лет с тех пор, как Октавия приехала с четырьмя когортами вместо четырех легионов. И он приказал ей прислать подарок Октавиана к нему в Антиохию, а самой возвращаться домой. Пять лет! Неужели так давно? Нет, наверное, прошло четыре года. Или три? Да какое это имеет значение!

– Я слишком долго живу вдали от Рима, – сказал он Луцилию, садясь за рабочий стол.

– Последний раз ты был в Таренте шесть лет назад, – уточнил Луцилий, сидевший за своим столом.

– Значит, Октавия приезжала в Афины четыре года назад.

– Да.

– Пиши, Луцилий…

Октавии от Марка Антония. Сим сообщаю, что я развожусь с тобой. Покинь мой дом в Риме. Ты лишаешься права жить на какой-либо из моих вилл в Италии. Я не возвращаю тебе твоего приданого и отказываюсь продолжать содержать тебя и моих римских детей. Прими это как мое окончательное решение, обязательное для исполнения.

Луцилий писал, не поднимая глаз от бумаги. Бедная госпожа! С этим разводом вся надежда спасти Антония потеряна… Он поднял голову, встал из-за стола, положил письмо перед Антонием. Помимо других достоинств, Луцилий обладал очень хорошим почерком, поэтому письмо не надо было переписывать профессиональному писцу.

Антоний быстро прочитал, свернул свиток.

– Воск, Луцилий.

Красный цвет воска был обычным цветом для официальных документов. Луцилий подержал восковую палочку над пламенем свечи так умело, что копоть не запачкала воска. Капля размером с денарий упала как раз поперек нижней линии свитка. Антоний приложил свое кольцо-печатку и сильно нажал. Геркулес в окружении «ИМП. М. АНТ. ТРИ.».

– Отправь это со следующим кораблем в Рим, – резко сказал Антоний, – и найди мне корабль до Эфеса. Мои дела в Афинах закончены. – Он криво улыбнулся. – Их никогда и не было.

Покидая Пирей, Антоний думал, что не может точно определить, в какой именно момент он на самом деле порвал с Римом, сжег за собой мосты. Но это было после того, как он узнал, что поклялся посвятить себя и свои трофеи Клеопатре и Александрии. Его любовь к Октавии и ко всему римскому угасла, а вот любовь к Клеопатре стала всеобъемлющей. Почему так случилось, он не знал. Но она запала ему в душу, стала его стержнем. Он не мог противоречить ей, даже когда ее требования были абсурдными. Отчасти из-за провалов в памяти, но на память нельзя все списать. Может быть, великая царица завоевала его сердце, потому что только она смогла оценить его потенциал, сочла его великим и достойным своего внимания. Рим принадлежал Октавиану, так пусть пропадает пропадом. Вот к чему все шло. Если он хотел стать Первым человеком в Риме, он должен был победить Октавиана в сражении. И Клеопатра ясно видела это, всегда знала. Его опасный запой на Самосе и ужасные последствия болезни и новых провалов в памяти показали ему, что лучшие его годы в прошлом. Это был всего лишь кутеж, неодолимая тяга к вину, но истинная причина его поездки в Афины заключалась в желании убежать от своей любви, своей отравы, своих клятв Клеопатре.

Итак, подумал он, прибыв в Афины более или менее протрезвевшим, почему бы не порвать с Римом? Все, от Клеопатры до Октавиана, хотят этого, ожидают этого, не согласны на меньшее. Так что он должен вернуться в Эфес, прежде чем Клеопатра создаст новые проблемы.

Но еще до его приезда в Эфес присутствие Клеопатры привело к серьезным последствиям. Первыми уехали в Рим Сатурнин и Аррунций, объявив, что скорее они будут служить человеку, которого ненавидят, чем женщине. По крайней мере, Октавиан – римлянин! Потом уехал Атратин вместе с группой младших легатов – те приходили в бешенство оттого, что Клеопатра позволяла себе проверять их лагеря, выискивая недостатки, ругая за грязь, оскорбляя старших центурионов за то, что они не вставали по стойке «смирно», когда она обращалась к ним.

Когда Атратин приехал в Рим, Агенобарб и Сосий даже растерялись, выслушав его жалобы.

В Риме тоже все было плохо. Казна почти опустела из-за цены на землю, которую пришлось найти для многих тысяч ветеранов. Миллионы миллионов сестерциев Секста Помпея были потрачены, каким бы невероятным это ни казалось. Земля была очень дорогая, и мало кто из легионеров согласились поселиться в чужих краях, таких как обе Испании, обе Галлии и Африка. Они ведь были римлянами, приросшими к италийской почве. Да, отставники были удовлетворены, однако это стоило государству огромных денег.