Антоний и Клеопатра

Но нельзя было отрицать и того, что Октавиан медленно завоевывал доминирующее положение в сенате и среди плутократов и всадников-предпринимателей. Благоприятные возможности для них на Востоке Антония сокращались, а те люди и фирмы, что процветали два года назад, теперь терпели убытки. Полемон, Архелай Сисен, Аминта и более мелкие цари-клиенты, назначенные Антонием, стали слишком самоуверенными и начали издавать законы, препятствующие процветанию римской коммерции. Подстрекаемые, как всем было известно, Клеопатрой, этой паучихой в центре паутины.

– Что мы будем делать? – спросил Сосий Агенобарба, когда разъяренный Атратин ушел.

– Я думал об этом, Гай, с тех пор, как получил от Антония то письмо, и я считаю, что нам остается только одно.

– Говори! – нетерпеливо крикнул Сосий.

– Мы должны усилить позиции Антония на Востоке, сделав его правление по возможности римским. Это один зубец двузубой вилки, – сказал Агенобарб. – Второй зубец – сделать так, чтобы действия Октавиана сочли незаконными.

– Незаконными?! Как ты это сделаешь?

– Переведя правительство из Рима в Эфес. Мы с тобой – консулы этого года. Большинство преторов тоже за Антония. Я сомневаюсь, что мы сможем оторвать кого-нибудь из плебейских трибунов от их скамьи, но, если половина сената поедет с нами, мы будем бесспорным правительством в изгнании. Да, Сосий, мы уедем из Рима в Эфес! Таким образом мы сделаем Эфес центром правления и прибавим к окружению Антония еще, скажем, пятьсот верных римлян. Более чем достаточно, чтобы заставить Клеопатру возвратиться в Египет, где ей и положено быть.

– То же самое сделал Помпей Магн, после того как Цезарь – божественный Юлий! – перешел Рубикон и вступил в Италию. Он взял консулов, преторов и четыреста сенаторов в Грецию. – Сосий нахмурился. – Но в те дни сенат был меньше и в нем не было так много «новых людей». В сегодняшнем сенате тысяча человек, и две трети в нем – «новые люди». Большинство из них верны Октавиану. Если мы должны выглядеть как правительство в изгнании, нам нужно убедить хотя бы пятьсот сенаторов поехать с нами, а я не думаю, что нам удастся это сделать.

– На самом деле и я не думаю. Я рассчитываю на четыреста человек, до конца преданных Антонию. Не большинство, но достаточно, чтобы убедить народ, что Октавиан действует незаконно, если он попытается сформировать правительство с целью заменить нас, – сказал Агенобарб.

– Этим, Гней, ты начнешь гражданскую войну.

– Я знаю. Но гражданская война все равно неизбежна. По какой другой причине Антоний двинул всю свою армию и флот в Эфес? Ты думаешь, Октавиан этого не понял? Я ненавижу его, но хорошо знаю его образ мысли. Извращенное подобие ума Цезаря живет в голове Октавиана, поверь мне.

– Откуда ты знаешь, что он живет в голове?

– Кто? – не понял Агенобарб.

– Ум.

– Все, кто когда-нибудь побывал на поле сражения, Сосий, знают об этом. Спроси любого армейского хирурга. Ум в голове, в мозгу. – Агенобарб раздраженно взмахнул руками. – Сосий, мы не обсуждаем анатомию и местонахождение разумного начала! Мы говорим о том, как помочь Антонию выбраться из этой египетской трясины и вернуться в Рим!

– Да-да, конечно. Извини. Тогда нам надо действовать скорее. Если не поторопимся, Октавиан не даст нам уехать из Италии.

Но Октавиан им не помешал. Его агенты сообщили о внезапной судорожной деятельности отдельных сенаторов: они забирали вклады из банков, припрятывали имущество, спасая его от ареста, собирали в дорогу жен, детей, педагогов, воспитателей, нянь, управляющих, служанок, не забыли и парикмахеров, косметологов, белошвеек, прислугу, охранников и поваров. Но он ничего не предпринял, даже не сказал ни слова в сенате или на ростре Римского форума. Он отлучался из Рима ранней весной, но теперь вернулся, чтобы быть начеку.

Итак, Агенобарб, Сосий, десять преторов и триста сенаторов торопливо передвигались по Аппиевой дороге в Тарент, кто верхом, кто в двуколках. Домашние ехали в паланкинах среди сотен повозок со слугами, с мебелью, тканями, зерном, всякими мелочами и продуктами. В конце концов все отплыли из Тарента – ближайшего порта, откуда корабли направлялись в Афины вокруг мыса Тенар или в Патры в Коринфском заливе.

Только триста сенаторов! Агенобарб был разочарован, что не сумел убедить и четверти преданных Антонию людей, не говоря уже о тех, что придерживались нейтралитета. Но он был уверен, что это количество достаточно внушительное, чтобы не дать Октавиану возможности без больших усилий сформировать работоспособное правительство. Агенобарб считал себя исключительной личностью. Он был человеком с Палатина и полагал, что власть в Риме должна находиться в руках элиты.