Антоний и Клеопатра

Она заметила, что Ирод Иудейский не приехал и не прислал армии. Поскольку Антоний проигнорировал ее жалобы на плохое отношение к ней, она обратила его внимание на отсутствие Ирода, и это обеспокоило его до такой степени, что он тут же написал письмо царю евреев. Ответ Ирода последовал незамедлительно, он был полон цветистых, уклончивых фраз, суть которых сводилась к тому, что обстановка в Иерусалиме не позволяет ему ни приехать самому, ни прислать армию. Назревает мятеж, поэтому тысяча извинений, но… Да, так оно и было, однако не в этом крылась истинная причина. Инстинкт самосохранения у Ирода был развит так же сильно, как и у Планка. А этот инстинкт говорил Ироду, что Антоний может не победить в этой войне. На всякий случай он послал очень любезное письмо Октавиану в Рим вместе с подарком для храма Юпитера Всеблагого Всесильного – сфинксом из слоновой кости работы самого Фидия. Когда-то сфинкс принадлежал Гаю Верресу, который вывез его из своей провинции Сицилии и отдал Гортензию в качестве платы за защиту в суде (правда, безуспешную) по многочисленным обвинениям в вымогательстве. От Гортензия сфинкс перешел к одному из Перквитиниев за тысячу талантов. Обанкротившись, тот Перквитиний продал сфинкса за сто талантов финикийскому купцу, чья вдова, ничего не понимавшая в искусстве, продала его Ироду за десять талантов. Реальная стоимость сфинкса, по оценке Ирода, составляла где-то между четырьмя и шестью тысячами талантов. А он слышал, что Антоний осыпает Клеопатру произведениями искусства. Царица Александра знала, что у него есть этот сфинкс, и, если она проболтается об этом Клеопатре, долго он у него не останется. Ненавидя египетскую соседку всем своим существом, Ирод решил, что самое лучшее место для сфинкса – в Риме, в общественном здании, считающемся священным. Чтобы отнять сфинкса у Юпитера Всеблагого Всесильного, Клеопатре действительно придется сесть на Капитолии. Для Ирода сфинкс представлял собой вложение в собственное будущее и будущее его царства. Если бы Антоний победил… но этого не будет при такой его связи с Клеопатрой! Не зная, что он мыслит так же, как Атратин, Ирод решил, что у Антония есть только один способ выйти из этого неприятного положения – убить Клеопатру и сделать Египет частью империи.

Когда армия и флот отплыли из Эфеса в Грецию в конце лета, Антоний решил преподнести Клеопатре самый лучший подарок, чтобы отвлечь ее от постоянных ссор и борьбы в палатке командира. Он послал в Пергам письмо с приказом упаковать двести тысяч свитков из городской библиотеки и послать в Александрию.

– Небольшая компенсация за то, что Цезарь сжег твои книги, – сказал он. – Многие из них копии, но есть и подлинники, которые хранятся только в Пергаме.

– Глупый! – воскликнула она, лохматя его волосы. – Сгорело хранилище книг в порту, а не библиотека Александрии. Библиотека в Мусейоне.

– Тогда я отправлю все обратно в Пергам.

Она выпрямилась:

– Конечно, ты не сделаешь этого! Если они останутся в Пергаме, какой-нибудь римский наместник конфискует их для Рима.

24

– До меня дошел странный слух, – сказал Меценат Октавиану, когда тот в апреле вернулся в Рим.

Зная, что Агенобарб и Сосий преданы Антонию и решили остаться консулами до конца года, Октавиан счел благоразумным уехать из Рима сразу после Нового года и не возвращаться, пока не увидит, сможет ли эта доблестная парочка перетянуть к себе сенат. До сих пор успеха они не добились, и интуиция, исключительно развитая у Октавиана, говорила, что у них ничего не выйдет. Рим принадлежит и будет принадлежать ему.

– Слух? – переспросил он.

– Что Агенобарба и Сосия их хозяин в Александрии объявил ни на что не способными. Антоний приказал Агенобарбу прочитать его предательское письмо в сенате, но тот не посмел.

– Это письмо у тебя?

– Нет. Агенобарб сжег его и вместо письма произнес речь. Когда Сосий принял фасции в феврале, он выступил с речью. Слабый оратор.

– Слабый? Я слышал – пламенный!

– Его речь не достигла цели – перетянуть сенат на свою сторону. С карнизов курии Гостилия свисали сосульки, а Сосий весь вспотел. На самом деле оба наших консула такие же упрямые и нервные, как мулы в конюшне, почуявшие дым.

– Упрямые и нервные?

– Да, если сравнивать их с мулами. Пытаешься вести их – они упираются. Упрямые. Но они не могут стоять неподвижно. Нервные. Есть еще один слух о них. Они намерены отправиться в изгнание, забрав с собой сенат.

– И оставив меня без законного правительства. Это повторение действий Помпея Магна, после того как божественный Юлий перешел Рубикон. Не оригинально. – Октавиан пожал плечами. – Но на сей раз это не сработает. У меня будет кворум в сенате, и я смогу назначить консулов-суффектов. Как ты думаешь, сколько сенаторов уговорила наша парочка уехать с ними?

– Не более трехсот, но большинство преторов поедут – это год правления Антония.

– Значит, сотня стойких сторонников Антония могут воткнуть мне кинжалы в спину.