– Демократия – пустое слово, пока Клеопатра и ее любовник Марк Антоний угрожают Риму, – сказал Октавиан в сенате. – Но я клянусь вам, почтенные отцы, что, как только исчезнет угроза с Востока, я верну все полномочия сенату и народу Рима. Ибо сначала Рим, потом люди, какими бы ни были их имена или политические взгляды. В данный момент правлю я, потому что кто-то должен это делать! Хотя мой триумвират уже закончился, прошло немало времени с тех пор, как правили сенат и народ, а я стою у руля государства последние одиннадцать лет.
Он перевел дыхание, оглядел ряды с обеих сторон курульного возвышения, на которое снова поставил свое кресло.
– Сегодня я хочу обратить ваше внимание вот на что. Я не виню Марка Антония за нынешнюю ситуацию. Я виню Клеопатру. Ее, и только ее одну! Это она упорно идет на Запад, а не Антоний, ее марионетка. Он пляшет под египетскую дудку! В чем повинен я или Рим, чтобы грозить нам на суше и на море? Рим и я выполнили свои обязательства, ни разу не ущемили интересов Антония на Востоке! Так почему он хочет двинуть войска на Запад? Ответ: это не он, это Клеопатра!
И так далее и тому подобное. Октавиан не сказал ничего нового. И, не сказав ничего нового, не смог перетянуть на свою сторону сотню тех, кто придерживался нейтралитета, и сотню оставшихся сторонников Антония. А когда он объявил, что обложит доход всех римлян двадцатипятипроцентным налогом, сенат взорвался, сенаторы вышли на улицу и, к радости всадников-предпринимателей, возглавили последующие мятежи. Не видя другого выхода, Октавиан внес в проскрипционные списки триста четыре члена сената Антония в Эфесе. Аукцион и продажа их италийского имущества дали достаточную сумму, чтобы заплатить иллирийским легионам.
Агриппа, ставший намного богаче после того, как Аттик покончил со своей болезнью, упав на меч, которого он никогда в жизни не брал в руки, настоял на том, что оплатит двести кораблей.
– Но не неуклюжие большие «пятерки», – сказал он Октавиану. – Я собираюсь использовать либурнийские корабли. Они маленькие, маневренные, быстроходные и дешевые. Навлох показал, насколько они хороши.
Сам невысокого роста, Октавиан усомнился:
– Разве размер не имеет значения?
– Нет, – решительно ответил Агриппа.
В середине лета началось обратное движение с Востока. Несколько сенаторов вернулись в Рим с рассказами о «той женщине» и ее пагубном влиянии на Антония. И они принесли делу Октавиана больше пользы, чем его ораторское искусство. Но никто из этих возвращенцев не мог представить железного доказательства, что грядущая война – идея Клеопатры. Все они вынуждены были признать, что Антоний по-прежнему принимает решения в командирской палатке. И действительно, казалось, будто это Антоний хочет гражданской войны.
Затем пришла сенсационная новость: Антоний развелся со своей римской женой. Октавия немедленно послала за братом.
– Он развелся со мной, – сказала она, передавая Октавиану короткую записку. – Я должна выехать из его дома вместе с детьми.
Слез не было, но в глазах – боль умирающего животного. Октавиан протянул ей руку:
– О, моя дорогая!
– У меня было два самых счастливых года в жизни. Сейчас меня тревожит только одно: у меня недостаточно денег, чтобы поселиться где-нибудь с семьей, разве что всем ютиться в доме Марцелла.
– Ты переедешь в мой дом, – тут же сказал Октавиан. – Дом достаточно просторный, и в твоем распоряжении будет отдельное крыло. Кроме того, Тиберию и Друзу понравится, что теперь будет с кем играть. В тебе материнский инстинкт больше развит, чем у Ливии Друзиллы, ты будешь заботиться о детях. Я думаю, что заберу Юлию у Скрибонии и тоже поселю с нами.
– О! Но… если Юлия, Тиберий и Друз перейдут под мою опеку, мне понадобится еще одна пара рук – Скрибонии.
Октавиан насторожился:
– Вряд ли Ливия Друзилла это одобрит.
Сама Октавия не сомневалась, что Ливия Друзилла пойдет на что угодно, чтобы ее не беспокоило целое племя ребятишек.
– Спроси у нее, Цезарь, пожалуйста!
Ливия Друзилла сразу поняла суть просьбы Октавии.
– Отличная идея! – воскликнула она, загадочно улыбаясь. – Октавия не может нести этот груз одна, а на меня бесполезно рассчитывать. Боюсь, во мне материнские чувства развиты слабо. – Она сделала вид, что не решается что-то сказать. – Но может быть, ты не хочешь видеть здесь Скрибонию?
– Я? – удивился Октавиан. –
Ливия Друзилла хихикнула:
– Дом Ливии Друзиллы, кажется, становится похожим на гарем! Совсем по-восточному. Клеопатра одобрит.
Бросившись к ней, он в шутку укусил ее за шею, потом забыл и Скрибонию, и Октавию, и детей, и гаремы.
Но появилась и ложка дегтя. Гай Скрибоний Курион, которому уже исполнилось восемнадцать, заявил, что он не будет переезжать. Он поедет на Восток, к Марку Антонию.
– Курион, стоит ли тебе ехать? – в смятении спросила Октавия. – Это очень огорчит дядю Цезаря.