И совершенно не понимает римлян, зная близко только двоих. Ни Цезарь, ни Антоний не были типичными римлянами. И она обнаружит это, если будет настаивать на праве командовать. Ему казалось вполне справедливым, что она получит равные с ним права, поскольку финансирует это предприятие. Но никто из его товарищей не согласится предоставить ей такую привилегию. Антоний открыл было рот, чтобы сказать ей, чего она добьется, но все же решил промолчать. Суровое выражение ее лица говорило, что она не потерпит возражений. В ее глазах зарождалась буря. Если он попытается намекнуть ей, чего стоит ожидать, последует одна из многочисленных ссор. Родился ли на свет человек, способный справиться с женщиной-деспотом, обладающей неограниченной властью? Антоний сомневался. Покойный Цезарь, быть может, но он знал Клеопатру, когда она была совсем юной. Вот он действительно имел на нее такое влияние, что она так и не смогла от него освободиться. Теперь, спустя годы, она превратилась в камень. Еще хуже то, что она видела Антония в его самом плохом состоянии, доходившем почти до беспамятства, и воспринимала это как демонстрацию слабости. Да, он мог возразить ей, что у нее нет ни армии, ни флота для достижения цели, но на следующий день она снова начинала его изводить.
«Я пойман, – думал он, – попал в ее сети, и нет способа выпутаться, не отказавшись от попытки получить власть. В каком-то смысле мы хотим одного и того же – падения Октавиана. Но она пойдет дальше, попытается уничтожить сам Рим. Я не позволю ей сделать это, но в данный момент не могу противостоять ей. Я должен выждать, сделать вид, что дам ей все, чего она хочет. Включая и совместное командование».
– Я согласен, – решительно сказал он.
Пусть все будет, как хочет Клеопатра, – некоторое время. Опыт научит ее. Его штаб отвергнет ее. Но может ли он сам отвергнуть ее? Живя с ней, проводя с ней ночи в одной постели, может ли он ее отвергнуть? Время покажет.
– Ты хочешь командовать, – продолжал он, – ты хочешь быть равной мне на военных советах.
Он чуть не всхлипнул.
– Я согласен, – повторил он.
Мосты были сожжены. Пусть все будет так, как хочет Клеопатра. Может быть, тогда он обретет покой.
Антоний сразу сел писать письмо Агенобарбу, используя свой теперь уже не существующий титул триумвира. В письме он подробно перечислил свои требования к сенату и народу Рима: полная власть на Востоке, независимость от сената; право собирать дань так, как он считает нужным, и назначать правителей-клиентов, командовать любыми легионами, которые Рим пошлет восточнее реки Дрина; ратификация всех его действий, и еще одна ратификация – земель и титулов, которые он дал царю Птолемею Цезарю, царице Клеопатре, царю Птолемею Александру Гелиосу, царице Клеопатре Селене и царю Птолемею Филадельфу.
– Я назначил царя Птолемея Цезаря царем царей и правителем мира. Никто не может возразить мне. Более того, я напомнил сенату и народу Рима, что царь Птолемей Цезарь – законный сын бога Юлия и его наследник. Я хочу, чтобы это признали официально.
Клеопатра была поражена. Темная сторона ее мгновенно исчезла.
– О, мой дорогой Антоний, они же перепугаются!
– Они обкакаются со страху, моя дорогая. А теперь подари мне тысячу поцелуев.
Она стала целовать его, вне себя от радости, что победила. Теперь все исполнится! Антоний начнет войну. Его письмо сенату было ультиматумом.
Два документа помчались в Рим: письмо и завещание Марка Антония. Гай Сосий отдал завещание весталкам, хранительницам завещаний всех римских граждан. Последняя воля считалась священной, документ можно было открыть только после смерти завещателя. Весталки хранили завещания еще с царских времен. Но когда Агенобарб сломал печать на письме Антония и прочел его, он выронил свиток, словно обжегшись. Прошло какое-то время, прежде чем он молча передал его Сосию.
– О боги! – прошептал Сосий и тоже бросил письмо. – Он что, с ума сошел? Ни один римлянин не имеет права совершить даже половину того, что сделал он! Незаконный сын Цезаря – царь Рима? Гней, ведь он это хочет сказать! А Клеопатра будет править от его имени? Он действительно сумасшедший!
– Или сумасшедший, или постоянно под действием каких-то зелий.
Агенобарб принял решение:
– Я не буду читать это письмо, Гай, это невозможно. Я сожгу его, а вместо него произнесу речь. Юпитер! Какое оружие это дает в руки Октавиану! Весь сенат немедленно встанет на его сторону! Ему ничего не придется делать для этого!
– Ты не думаешь, – неуверенно предположил Сосий, – что Антоний специально поступает так? Это же объявление войны.
– Риму не нужна гражданская война, – устало проговорил Агенобарб, – хотя я подозреваю, что Клеопатра с удовольствием повоевала бы. Разве ты не понял? Не Антоний писал это, а Клеопатра.
Сосия охватила дрожь.
– Что нам делать, Агенобарб?
– Сделаем, как я сказал. Мы сожжем письмо, и я произнесу речь всей моей жизни перед этими жалкими, выжившими из ума стариками в сенате. Никто не должен знать, до какой степени Антоний во власти Клеопатры.