Антоний и Клеопатра

– Я – римская гражданка! – громко крикнула она. – Как женщина, я не плачу налоги, но я хочу заплатить этот налог, чтобы остановить Клеопатру Египетскую, которая мечтает превратить в пустыню наш любимый Рим, отобрать у него все деньги и убить всех жителей! Я плачу двести талантов!

Октавия произнесла такую же речь и заплатила такую же сумму, но Скрибония смогла заплатить только пятьдесят талантов. Не важно. К этому времени быстро растущая толпа кричала так громко, что заглушила Агриппу, который заплатил восемьсот талантов.

Хорошая работа. Но ее нельзя сравнить с тем упорным, кропотливым трудом, что был вложен Октавианом и его женой в составление клятвы верности.

– Ох! – вздохнул Октавиан, глядя на оригинал клятвы, которую принесли Марку Ливию Друзу шестьдесят лет назад. – Если бы я отважился заставить людей дать мне клятву быть моими клиентами, как посмел Друз!

– У италийцев в то время не было патронов, Цезарь, потому что они не были римскими гражданами. Сегодня у каждого есть свой патрон.

– Я знаю, знаю! Каких богов нужно призвать в свидетели?

– Не только Сола Индигета, Теллус и Либера Патера. Друз упомянул больше богов, хотя я удивляюсь, что среди них был Марс, поскольку – в то время, во всяком случае, – о войне еще никто не думал.

– Я полагаю, он знал, что это приведет к войне, – сказал Октавиан, держа перо на весу. – Может быть, ларов и пенатов?

– Да. И божественного Юлия, Цезарь. Это поднимет твой статус.

Клятва была вывешена по всей Италии, от Альп до «носка» и «каблука» Италийского сапога, в первый день нового года. В Риме она украсила ростру со стороны Форума, трибунал городского претора, все перекрестки, на которых стояли алтари ларам, все рыночные площади, где торговали мясом, рыбой, фруктами, овощами, маслом, зерном, перцем и специями, а также все главные ворота, от Капенских до Квиринальских.

«Я клянусь Юпитером Всеблагим Всесильным, Солом Индигетом, Теллус и Либером Патером, Вестой, богиней очага, ларами и пенатами, Марсом, Беллоной и Нерио, божественным Юлием, богами и героями, которые основали Рим и Италию и помогали людям в их борьбе, что я буду считать моими друзьями и врагами тех, кого император Гай Юлий Цезарь, сын бога, считает своими друзьями и врагами. Я клянусь, что буду делать все на благо императора Гая Юлия Цезаря, божественного сына, в его войне против египетской царицы Клеопатры и царя Птолемея и на благо всех других, кто дает эту клятву, даже ценой моей жизни, жизни моих детей, моих родителей и моей собственности. Если усилиями императора Гая Юлия Цезаря, божественного сына, народ Египта будет побежден, я клянусь, что буду верен императору не как его клиент, но как его друг. С этой клятвой я познакомлю как можно больше людей. Я клянусь, зная, что моя клятва принесет справедливые награды. И если я нарушу мою клятву, пусть я лишусь жизни, детей, родителей и имущества. Да будет так. Клянусь».

Обнародование клятвы вызвало сенсацию, ибо Октавиан не говорил об этом заранее. Она просто появилась. Около нее стоял агент Мецената или Октавиана, отвечал на вопросы и выслушивал клятву. Рядом сидел писец и записывал имена тех, кто поклялся. К этому времени новость о невольном предательстве Антония распространилась повсюду. Народ знал, что винить в этом надо не его, что война нужна Египту. Антоний попал в когти Клеопатры, она держит его в клетке, опаивает, чтобы он служил ей и на ложе, и на поле брани. Клеветнические слухи о ней множились до тех пор, пока ее не стали считать чудовищем, совокупляющимся даже со своим сыном-бастардом Птолемеем «Цезарем». Для египетских правителей инцест был делом обычным, а что может быть более чуждо римлянину? Если Марк Антоний прощал это, значит он больше не римлянин.

Клятва напоминала небольшую волну посреди моря. Сначала клятву дали немногие, а дав ее, убеждали других поступить так же, пока эта маленькая волна не стала приливной. Поклялись все легионы Октавиана, а также экипажи и гребцы его кораблей. И наконец, осознавая, что отказ от клятвы тут же становится доказательством предательства, поклялся весь сенат. Кроме Поллиона, который отказался. Верный своему слову Октавиан не стал его наказывать. Протесты против налогов утихли. Теперь люди хотели только поражения Клеопатры и Птолемея, понимая, что победа Рима облегчит налоговое бремя.

Агриппа, Статилий Тавр, Мессала Корвин и остальные военачальники и флотоводцы уехали к своим войскам, сам Октавиан тоже готовился покинуть Рим.

– Меценат, ты от моего имени будешь править Римом и Италией, – сказал Октавиан.

За последние несколько месяцев он сильно изменился. В прошлом сентябре ему исполнился тридцать один год. Черты стали тверже, выражение лица спокойнее. Он был красив мужественной красотой.

– Сенат никогда этого не допустит, – заметил Меценат.

Октавиан усмехнулся:

– Сенат не станет возражать, потому что его не будет. Я беру всех с собой в кампанию.

– О боги! – тихо воскликнул Меценат. – Сотни сенаторов – это же верный способ сойти с ума!