Антоний и Клеопатра

– Проконсул? Увы, не Кальвин. Жаль, что ты послал его в Испанию. Это был бы идеальный вариант.

– Он нужен в Испании. В войсках волнение.

– Я знаю. Тамошние непорядки начались с Сертория.

– Сертория нет уже лет тридцать! Как можно его винить?

– Он навербовал местное население и научил его сражаться, как римляне. Так что испанские легионы дерутся здорово, но они не впитали с молоком матери римскую дисциплину. Вот одна из причин, почему я не стану проводить такой же эксперимент в Галлиях, Цезарь. Но, возвращаясь к нашей теме, кто?

– Сабин. Даже если бы какая-нибудь провинция умоляла дать ей наместника – чего не происходит, – Сабин не хочет им быть. Он хочет остаться в Италии и участвовать в будущих морских маневрах. – Октавиан ухмыльнулся. – Не хотел бы я слышать, что он скажет, когда узнает, что придется ждать четыре года. Легионов я бы ему не доверил, но, думаю, он будет отличным руководителем инженеров для Порта Юлия. Так мы назовем нашу гавань.

Агриппа засмеялся:

– Бедный Сабин! Он вечно будет страдать из-за того сражения, которое провел так неумело, пока Цезарь завоевывал Дальнюю Галлию.

– Тогда он был о себе очень высокого мнения, впрочем, как и сейчас. Я пошлю его к тебе, и ты ему подробно расскажешь, что надо делать. Ты будешь здесь, в Нарбоне?

– Нет, если он не поторопится, Цезарь. Я поеду в Германию.

– Агриппа! Серьезно?

– Совершенно. Свевы волнуются, они привыкли к виду того, что осталось от моста Цезаря через Рен. Я не собираюсь использовать его. Я построю собственный мост дальше вверх по течению. Убии едят с моей руки, и я не хочу, чтобы они или херуски тревожились. Поэтому я буду у свевов.

– И в лесу?

– Нет. Я-то мог бы, но солдаты боятся леса. Бакенский – слишком темный и мрачный. Они думают, что за каждым деревом прячется германец, не говоря уже о медведях, волках и турах.

– А они там действительно есть?

– Во всяком случае, за некоторыми деревьями. Не бойся, Цезарь, я буду осторожен.

Исходя из политической целесообразности, наследник Цезаря решил познакомиться с галльскими войсками и пробыл достаточно долго, чтобы посетить каждый из шести легионов, стоявших лагерем вокруг Нарбона. Он ходил среди солдат, улыбаясь им знакомой улыбкой Цезаря. Многие из них были ветеранами галльских войн, снова завербованными, потому что им надоела гражданская жизнь.

«Это должно прекратиться, – думал Октавиан во время этих обходов. Его рука распухла от многочисленных сильных рукопожатий. – Из десятка завербованных некоторые стали богатыми землевладельцами. Их демобилизуют, они получают каждый свои десять югеров земли, а через год возвращаются для другой кампании. Туда-сюда, туда-сюда, каждый раз получая землю. Рим должен иметь постоянную армию, в которой каждый прослужит двадцать лет без демобилизации. И в конце службы получит денежную пенсию, а не землю. Италия большая, и им не нравится, что их селят в Галлиях, или в Испаниях, или в Вифинии, или в каком-то другом месте. Они римляне и хотят провести старость на родине. Мой божественный отец расселил десятый легион вокруг Нарбона, потому что они подняли мятеж, но где они теперь? В легионах Агриппы!

Армия должна находиться там, где есть опасность, готовая сражаться уже через рыночный интервал. Не надо больше посылать преторов для вербовки, в огромной спешке снаряжать и обучать войско возле Капуи, а потом посылать их в тысячемильный поход, после которого им сразу же приходится вступать в бой. Капуя останется школой, да, но, как только солдат будет обучен, он должен немедленно отправиться на какую-нибудь границу и вступить в тамошний легион. Гай Марий придумал вербовать неимущих – ох, как boni ненавидели его за это! По мнению boni, этих «хороших людей», неимущим нечего было защищать, ведь они не владели ни землей, ни имуществом. Но солдаты из неимущих оказались даже храбрее, чем прежние солдаты, которым было что терять, и теперь римские легионы состоят исключительно из неимущих. Когда-то proletarii не могли дать Риму ничего, кроме детей. Теперь они отдают Риму свой героизм и свои жизни. Блестящий ход, Гай Марий!

Бог Юлий был удивительным. Легионеры боготворили его задолго до того, как он был объявлен богом, но он даже не думал ввести в армии изменения, в которых она очень нуждалась. Он вообще не думал о ней как об армии, он думал о ней как об отдельных легионах. К тому же он был приверженцем неписаного свода законов, mos maiorum, и не хотел его менять, как бы boni не упрекали его в этом. Но божественный Юлий был не прав относительно mos maiorum.