Антоний и Клеопатра

Он развернул лист бумаги, оставленный Октавианом, и внимательно изучил несколько строчек одной колонки. Да, да, это успокоит его гордость! С религиозной точки зрения безупречно. К тому же, подумал он, если заклеймить Ливию Друзиллу как неверную жену, он станет рогоносцем, над которым будут смеяться. Старик с привлекательной молодой женой, и вот появляется молодой человек… Ох, этого никогда не будет! Пусть мир думает что угодно об этом разводе. Что касается его, он будет вести себя так, словно ничего непристойного не случилось, но вот религиозные препятствия… Он взял лист бумаги и стал писать разводное письмо. Закончив, он послал за Ливией Друзиллой.

Никто даже не подумал сказать ей, что приходил Октавиан, поэтому она появилась, как всегда, покорная и скромная – образцовая жена. Красивая, подумал он, разглядывая ее. Да, она действительно красива. Но почему Октавиан воспылал именно к ней? Хоть он и выскочка, но мог выбирать. Власть привлекает женщин, как огонь мошек, а у Октавиана была власть. Что такого он разглядел в ней за одну встречу, а муж не сумел разглядеть за шесть лет брака? Слепой он, что ли, или это Октавиан заблуждается? Наверняка последнее.

– Да, domine?

Он протянул ей разводное письмо:

– Я немедленно развожусь с тобой, Ливия Друзилла, по причине религиозных препятствий к браку. Очевидно, коллегия Пятнадцати истолковала какой-то стих в последней Книге Сивиллы-прорицательницы как относящийся к нашему союзу, который должен быть расторгнут. Собери свои вещи и немедленно уходи в Дом весталок.

От потрясения она онемела и застыла, ничего не чувствуя. Но не упала в обморок, только лицо ее вдруг побледнело.

– Смогу я видеться с детьми? – спросила она, когда обрела дар речи.

– Нет, это будет кощунством.

– Значит, я должна отказаться и от ребенка, которого ношу.

– Да, как только он родится.

– Что со мной будет? Ты вернешь мне приданое?

– Нет, я не верну тебе приданого ни целиком, ни частично.

– Тогда на что я буду жить?

– На что ты будешь жить, меня не касается. Мне велели отослать тебя в Дом весталок. Вот и все.

Она повернулась и пошла в свои крохотные комнаты, заставленные ненавистными ей вещами, от ручной прялки до ткацкого станка, чтобы прясть нить и ткать полотно, которое никто никогда не носил, потому что она плохо делала и то и другое, да и учиться не хотела. В это время года в помещении стоял неприятный запах. Ее обязанностью было вязать пучки блошницы от паразитов, а она на восемь дней опоздала, потому что ненавидела это занятие. Ох, когда-то Нерон давал ей несколько сестерциев, чтобы она могла взять на время книги из библиотеки Аттика. А теперь все свелось к прялке и станку.

Ребенок стал усиленно толкаться – снова мальчик, по всем признакам. Пройдет, наверное, час, прежде чем он успокоится. Его упражнения дорого ей встанут. Скоро ее кишечник возмутится, нужно будет бежать в уборную и молиться, чтобы там никого не было и ее никто не услышал. Слуги считали возможным не замечать ее. Она не могла собраться с мыслями, села на табурет у станка и стала смотреть в окно на колоннаду и неухоженный сад перистиля за нею.

– Ну-ка уймись! – крикнула она ребенку.

Словно по волшебству, толчки прекратились. Почему она не делала так раньше? Теперь можно было и подумать.

Свобода, откуда никто и не ждал, а она – меньше всего. Стих в последней Книге Сивиллы! Ливия Друзилла знала, что пятьдесят лет назад Луций Корнелий Сулла поручил коллегии Пятнадцати искать по всему миру фрагменты частично сгоревших Книг Сивиллы, хотя было непонятно, откуда эти фрагменты могли появиться за пределами Рима? Но она всегда считала, что это собрание малопонятных двустиший и четверостиший не имеет никакого отношения к обычным людям и к обычным явлениям. В книгах пророчеств говорилось только о землетрясениях, войнах, вторжениях, пожарах, смерти могущественных людей и рождении детей, которые должны спасти мир.

Хотя Ливия Друзилла спросила Нерона, на что она будет жить, ее это не беспокоило. Если боги обратили на нее внимание – как явствовало из происходящего – и избавили ее от этого тоскливого замужества, то они не позволят ей опуститься до проституции у храма Венеры Эруцины и не дадут умереть от голода. Ссылка в Дом весталок явно временная. Весталками становились девочки шести-семи лет, которые должны были хранить непорочность в течение тридцати лет своего служения, ибо их девственность была залогом процветания Рима. Женщины весталками не становились. Значит, ее случай какой-то особенный! Она не могла догадаться, что ждет ее в будущем, да и не старалась. Достаточно того, что она свободна, что ее жизнь обретает наконец другое направление.