Антошка Петрова, Советский Союз

Следующий день внешне ничем от других не отличался: проснулись обе поздно, за завтраком в халатах, неумытые и всклокоченные, смотрели «Утреннюю почту». Мать, как всегда, препиралась с ведущим.

– Здравствуйте, дорогие телезрители! – умильно улыбаясь, говорил он.

– Ну, здравствуй, Юра. Опять мне изменял вчера? Да и назюзюкался! Рожа-то вон опухла, как у хорька, – с напускной суровостью вторила ему мать.

– В редакцию приходят письма, где вы жалуетесь на холода и просите исполнять как можно больше песен о лете.

– Ты мне зубы-то не заговаривай. Отвечай, с кем шлялся вчера.

Обычно эти разговоры Антошку ужасно смешили, но сегодня каждая прожитая минута давалась ей с невероятным трудом. Слепо уставившись в экран, глазами, повернутыми внутрь, она видела Артура, читающего в электричке учебник физики, спешащего по перрону к метро, спускающегося вниз по эскалатору…

Прежде чем убежать на кухню щи варить на следующую неделю, мать в приказном порядке поставила Антошку к доске гладить еще на прошлой неделе выстиранное белье, и вопреки традиции та не возмутилась, потому что сегодня ей было не до споров. Ей очень важно было скрыть от матери все, что с ней вчера приключилось, при мысли, что та может обидно пошутить или назвать Артура «яврейчиком», ее в жар кидало. Он казался ей самым прекрасным человеком на свете, и она клялась себе, что и сама станет умней, красивей, начитанней.

День тянулся невыносимо долго. Вечером опять сидели перед телевизором, говорили мало, думали каждая о своем, только перед сном мать вдруг спросила: «Ты чой-то весь день такая квелая? Не заболела?» Антошка отрицательно мотнула головой, но покорно отсидела десять минут с градусником под мышкой.

Проснувшись в понедельник, вчерашней тяжести она не ощутила, будто с каждой прожитой минутой с плеч ее спадал груз ожидания. Позавтракав, она оделась потеплее и из дому выбежала пораньше с мыслью: «Кто эти автобусы разберет? Вдруг у них в депо получка, техосмотр или какая-нибудь внеочередная прививка от свинки?» Но волновалась она напрасно: автобус пришел, как по заказу, так что у кинотеатра она очутилась аж за целый час до назначенного срока.

Гулять было холодно. Чтобы скоротать время, она забежала в соседний универмаг. В сувенирном отделе поглазела на разные ненужные штучки: чернильницу «Кремль», чеканку «Парус», чугунного зайца в натуральную величину. «Интересно, – подумала, – что бы я сделала, если бы какой-нибудь дурак мне на день рожденья такого вот зайца подарил?» Сначала ей пришло в голову использовать его в качестве груза капусту квасить, но потом из сочувствия к скульптору (жалко ведь, лепил человек, старался) она решила, так и быть, поставить его на книжную полку.

В музыкальном гоняли «Песняров». Пластинку заело, уныло и монотонно по отделу катилось: «Александри-ри-ри-ри…», но вот ее сменили, и ласковый голос то ли Олега Анофриева, то ли Эдуарда Хиля запел: