Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

В ХХ столетии непредставимость зримого образа шушуна оказалась свойственной не только городским народным исполнителям фольклоризованной есенинской песни «Ты жива еще, моя старушка…», но и некоторым интеллигентам-горожанам – современникам Есенина. Употребление именно Есениным (а не Пушкиным!) слова «шушун» расценивалось как показатель простонародности его поэзии, привязанности ее к глухой деревне, как этнографическая помета и знак регионального сельского быта. Анну Ахматову неточное непонимание смысла этого слова привело к созданию немыслимого образа «голубого шушуна», будто бы точно облегающего фигуру; и, возможно, в том числе из-за ошибочности такого словоупотребления поэтесса не решилась опубликовать свою поэтическую зарисовку «За узором дымных стекол…» (по мнению исследователей творчества А. А. Ахматовой, [2079] это не dubia) – с фрагментом:

Отчего мой ясный сокол,

Не простившись, улетел.

Слушаю людские речи.

Говорят, что ты колдун.

Стал мне узок с нашей встречи

Голубой шушун,

А дорога до погоста

Во сто раз длинней,

Чем тогда, когда я просто

Шла бродить по ней. [2080]

Публикатор М. Кралин комментирует ахматовское стихотворение как стилизацию, возникшую после посещения Есениным Анны Ахматовой в Царском Селе в рождественские дни 1915 г. Дата сомнительна (хотя Есенин мог в устной беседе упомянуть шушун – без привязки его к стихотворению «Письмо матери»). Но и «Письмо матери» написано позже, в 1924 г., в связи с чем датировка ахматовского стихотворения, стилизованного поэтессой под раннюю дореволюционную лирику, могла бы быть передвинута к осени 1924 г., после пребывания поэта в гостях у нее в Фонтанном доме: «…встреча в творческом отношении, видимо, не осталась безрезультатной. Во всяком случае, Ахматова для себя, в один прием, без исправлений, написала стихотворение “а-ля Есенин”, которое никогда не пыталась опубликовать, видимо, по причине “подражательности Есенину”». [2081] Также вероятно допустить, что Ахматова обратилась к Есенинской тематике непосредственно после кончины поэта, нашедшего отклик в ее душе (см. стихотворение «Памяти Есенина» [ «Так просто можно жизнь покинуть эту…»], 1925).

Из «переписки» Есенина с матерью, или Особенности народного песенного творчества

Есенинское стихотворение «Письмо матери» (в народе известное по первой строке – «Ты жива еще, моя старушка…») не только распевалось в близкой к авторской редакции, но и послужило источником пародирования. В 1936 г. студент(ка) ИФЛИ М. Г. Гладченко на московской фабрике «Красный Октябрь» записал(а) от бригады молодежи песню-пародию «Ты жива еще, старушка наша», [2082] исполнявшуюся от лица двух братьев (двойное число главных героев приспосабливало песню к необходимому в народной традиции хоровому исполнению):