Анжелика Балабанова pro & contra известных личностей

С участниками конференции получилось как-то странно. Тридцать пять делегатов отбирались по согласованию с большевистским Центральным комитетом. Но и те страны, где даже в зародыше не было коммунистических партий, также оказались в списке. Так, американец голландского происхождения, несколько месяцев проработавший в Японии, представлял и Нидерланды, и Америку, и Японию. От демократов Венгрии числился какой-то военнопленный, который позже скрылся с большой суммой похищенных денег. Французский коммунист в последний момент показался Кремлю подозрительным, его тут же заменили социал-демократом левого толка и дали тому аж пять решающих голосов.

В центре президиума сидел Ленин, а по обе стороны от него – Гуго Эберляйн от Германии и Фриц Платтен от Швейцарии. Позади них на стене висело огромное красное полотнище с крупными буквами на разных языках: «Да здравствует Третий Интернационал!»

И снова выступал Ленин, он явно обкатывал тезисы своего будущего доклада, проверяя реакцию зала и ожидая поддержки:

– Смехотворная попытка соединить систему Советов, то есть диктатуру пролетариата, с Национальным собранием, с этой диктатурой буржуазии, эта попытка разоблачает до конца и убожество мысли социал-демократов, и их мелкобуржуазную реакционность, и их трусливые уступки неудержимо растущей силе новой, пролетарской, демократии. Защита буржуазной демократии под видом речей о «демократии вообще» и нынешние вопли и крики против диктатуры пролетариата являются прямой изменой социализму…

Ожидаемой поддержки зал не высказал. Гуго Эберляйн прямо из президиума выразил решительный протест, когда организаторы предложили считать данное собрание первым съездом нового Интернационала (бедный Гуго – в тридцать седьмом «большой брат» ему это припомнит). Одобрительный гул прошёл по рядам.

Тут же объявили перерыв. Ленин со сторонниками исчез в соседней комнате.

Анжелика пошла здороваться с Платтеном.

– Фриц, а вы-то как считаете? Зачем раскалывать международное рабочее движение, зачем оказывать давление на социалистические партии? Разве на штыках свободу можно удержать? Кто не с ними, тот враг, да? Подскажите Владимиру Ильичу, вы же его спаситель!..

Конечно, они оба знали, что только благодаря связям Платтена и под его личную ответственность удалось Ленину с тридцатью ближайшими соратниками проехать через всю Германию. Тогда, в конце марта семнадцатого года, будущий вождь мирового пролетариата готов был притвориться глухонемым шведом, лишь бы возглавить революционный переворот, так что «пломбир-вагон» – это не только спасение, но и роскошь.

А настоящим спасителем Ленина молодой швейцарец стал год назад, когда в Петрограде закрыл собой вождя от пуль террористов. Был ранен в руку. Крупская тогда подарила ему карманный браунинг с надписью «За спасение нашего Ильича».

Но сейчас он должен честно ответить на вопросы Балабановой.

– Фриц, скажите, зачем такое давление на социалистов? Зачем нас вынуждать к диктатуре? Зачем этот красный террор?! Столько крови уже пролито – зачем? Интернационал должен объединять, а пока все видят только раскол и диктат большевиков!

Фриц отвечал ей убеждённо, твёрдо, по-ленински:

– Террор?! Да какое значение имеют всего лишь сто тысяч жертв, если это обеспечит пролетариям счастье на столетия вперед!

«А если этой жертвой ты сам будешь?» – хотела спросить Анжелика, да передумала. За «незаконное хранение браунинга» (как ни старались следователи, другой статьи не нашлось) Фриц получит в 38-м четыре года, отсидит их полностью. Не зная, что делать с таким человеком дальше, начальник лагеря вспомнит большевистскую аксиому: нет человека – нет проблемы.

– Какое сегодня число? – спросит швейцарец Платтен перед казнью.

– Двадцать второе апреля.

– Надо же, в день рождения Ленина!

Такие будут его последние слова… Но это произойдёт через двадцать с лишним лет. А сейчас в кремлёвской комнате продолжается международная коммунистическая конференция, и более половины её делегатов возражают против немедленного создания прямо здесь нового, Коммунистического Интернационала. И тогда президиум начал атаку с другого фланга.

После индивидуальных консультаций с лидером российских коммунистов делегаты с мест стали вдруг наперебой критиковать всё сделанное Циммервальдским движением, называть социалистов «недалёкими пацифистами и колеблющимся элементом с мелкобуржуазным уклоном» и требовать, чтобы все наработанные контакты и документы были переданы новому Интернационалу. Подавалось это под соусом «демократического централизма», который так нравился Ленину.

Гвоздь раскола вбивался в крышку всего международного социалистического движения. Яростно, зло, неустанно. И тут Балабанова вспомнила, как недавно, когда она вернулась после неудачной поездки в Швейцарию, они с Владимиром Ильичом впервые не поняли друг друга.