Анжелика Балабанова pro & contra известных личностей

– А это уже наша забота, чтобы всё надёжно прошло. Занимайтесь своими делами…

Теперь уже никто не стеснялся её, занимаясь финансовыми делами. На середину августа, согласно справке, подписанной Берзиным и Клингером, было «получено через ЦК РКП(б) шесть миллионов сто сорок тысяч рублей и на один миллион триста пять тысяч ценностей. Всего – 7 445 000 рублей».

Сколько ушло заграничным коммунистам и сколько «прилипло» – никто теперь не скажет. Но аппетиты росли с каждым днём. Уже через десять дней Ян Берзин писал из Москвы Зиновьеву:

«Дорогой Григорий! Переговорив с Владимиром Ильичом, мы пришли к заключению, что 5 миллионов мало, что нужно увеличить отправляемую сумму до 20 миллионов франков (приблизительно 1 млн фунтов стерлингов). Сегодня Елена Дмитриевна Стасова поедет в Питер и привезет вам деньги и ценности. Половину сохранить как резервный фонд, а остальное немедленно распределить между коммунистами Зап. Европы и Америки… Я лично против Б[алабановой], я знаю, как трудно работать с нею вместе. Кажется, будет найден другой исход. Не знаю, как Вам излагали тт. Бухарин и Клингер наши конфликты, – я „подавал в отставку“ только с демонстративной целью, а именно, чтобы расшевелить Ник. Ивановича и урегулировать отношения с ЦК. Но если бы осталась здесь Б[алабанова], то мне пришлось бы уйти волей-неволей».

Она старалась ездить в Петроград как можно реже. И Инессу пыталась больше не брать. Но, к несчастью, оказалась там, когда Юденич предпринял второе наступление на город. Анжелика как раз сидела в гостях у Кибальчичей. Они выбирали имя для будущего ребёнка. Женщины пили чай, Виктор – вино. Потом он взял гитару, тихонько запел:

«Я сегодня напьюсь – наливайте вина,
Я сегодня напьюсь – погасите огни.
Ты прости, что в моей голове седина
Появилась за эти короткие дни…
Пусть в глазах твоих светлые слёзы стоят,
И вечерние травы касаются плеч,
Это я виноват, это я виноват,
Что тебя, как Россию, не смог уберечь.
Над большою дорогой не всходит луна,
И давно на лугах облетели цветы.
Я сегодня напьюсь – наливайте вина,
Не гасите огни – я боюсь темноты…»

– Какие пронзительные, гениальные слова! – воскликнула Анжелика. – Это ваши?

– Нет, к сожалению. Мне прислали недавно. Автор – Алла Кузнецова из Омска. Они уже больше года под Колчаком. Тяжёлые бои там идут. Да и у нас не блестящие дела. Похоже, затишье кончилось…

Затишье кончилось. Сталина не было. Вместо него прибыл Троцкий. Ещё в поезде он написал статью о перспективах вооруженной борьбы на улицах города. Не исключая прорыва белых в Петроград, Лев Давидович рассуждал спокойно: «Достаточно двух-трех дней уличной борьбы, чтобы прорвавшиеся банды превратились в запуганное, затравленное стадо трусов, которые группами или поодиночке сдавались бы безоружным прохожим или женщинам».

Конечно, Анжелика и Люба Русакова весело посмеялись, представив, как они выйдут на улицу, чтобы брать в плен белогвардейцев. Но весёлого в те дни было мало. Люба даже переехала на первый этаж, поближе к пулемётчикам, чтоб не так страшно. Устроила себе ложе в медпункте у окна, заложенного мешками с песком.

– Здесь буду рожать! – заявила она.

В середине октября вышло постановление Совета Обороны – удерживать город во что бы то ни стало до прихода подкреплений. «Победа будет за нами!» – так писал Ленин. Всю надежду партия возлагала на председателя Реввоенсовета Льва Троцкого.

За минувшие два года Балабанова встречалась с Троцким довольно часто. Он всегда был волк-одиночка. Хотя Лев Давидович перед Октябрём и присоединился к большевикам, те относились к нему с затаённой враждой и недоверием. Возможно, помнили об острой критике их позиции в прошлом, но сильнее, несомненно, опасались соперничества с таким ярким оратором. Как никто другой, Троцкий мог поднимать массы своим темпераментом, блестящим умом и «революционным утюгом».

Да, он нравился Анжелике. Лев Давидович всегда вызывал симпатию у женщин, которые видели в нём брутального вождя львиного прайда. Но его высокомерие исключало даже намёки на теплоту в личных отношениях, а непреложная дистанция лишь подчёркивала: «Равенства между нами нет и быть не может». Он всегда был «спокойный и ядовитый, уверенный в своей силе», как писал о нём Джон Рид в книге «Десять дней, которые потрясли весь мир».

Однажды Троцкий заметил Балабанову, когда она, смертельно уставшая, бледная и голодная, едва не засыпала за столом.

– Дорогая Анжелика, позвольте мне налить вам чаю? – наклонился он участливо.

За ней так давно никто не ухаживал. Она молча кивнула.

Чай был крепкий и божественно сладкий.

– А вы? – спросила она.

Ярко-голубые глаза смотрели сквозь пенсне внимательно и строго.