– Я знаю, что вы дружили с Розой, – начал Пауль своим мягким южно-саксонским говорком. – Она и Клара много рассказывали о вас. Роза любила вас. Она не умела делать что-то вполсилы. Всегда жила, как говорят немцы, на большую ногу. Она и в Лео Йогихеса влюбилась без остатка лишь потому, что тот, кроме революции, ничего знать не хотел. Муж «на время и без обязательств». А она спрятала свои женские мечты о семье и детях, вся отдалась делу социалистического движения. Кстати, она никогда потом не говорила плохо ни о нём, ни о сыне Клары Цеткин. Костик был вторая, но такая же безоглядная любовь её. Вы же знаете, что Клара была против их встреч? Ещё бы, ведь четырнадцать лет разницы. Но Роза на всё пошла. Она дала своему Костику заряд на долгую жизнь, они по-доброму расстались. Так получилось, что третьим стал я. Она любила, смеясь конечно, повторять старую немецкую пословицу «Хорошего должно быть по три». Я был её адвокатом на двух процессах, а потом она стала писать мне. Очень добрые, просто волшебные письма. И мы встретились. Всего полгода подарила нам судьба. Не зря говорится, что счастье и стекло бьются одинаково легко. Теперь моя задача – найти тех нелюдей, которые убили мою Розу и Карла Либкнехта. И Лео Йогихеса – он вскоре был застрелен прямо в тюремной камере. Нельзя, Анжелика, безнаказанно убивать людей. Даже если они думают иначе. Я собираюсь на конгрессе Коминтерна серьёзно критиковать Москву: зачем они пытаются слепить нашу жизнь по своему образцу? Они торопят нас с революцией, но это безумная затея, немцы ещё не готовы к перевороту, погибнут тысячи невинных людей. Ради чего, Анжелика, скажите мне? Ради идеи всемирного советского государства? Но это же нонсенс!..
Балабанова не знала, что ему ответить. Хорошо, что вернулись с огромным самоваром Джон Рид и финн Юкку. Расстроенный Пауль, скрывая слёзы, извинился, отошёл к корме парохода и долго стоял там, глядя на чёрную воду.
Медленно проплывали редкие огни на берегу. Было очень жарко. Вкусно пахло яблоками. Они пили чай втроём. Юкка курил у самого борта. Серрати, держа в одной руке книгу Рида, другой отчаянно жестикулируя, пытался что-то выяснить, путая английские слова с итальянскими:
– Нет, Джон, ты мне честно скажи: ты серьёзно считаешь российскую революцию авантюрой? Ты же вон что пишешь… – он быстро нашёл нужное место. – «После целого года существования Советской власти всё ещё модно называть восстание большевиков „авантюрой“. Да, то была авантюра, и притом одна из поразительнейших авантюр, на какие когда-либо осмеливалось человечество…»
– Джачинто, – смеялся Рид. – Вы оправдываете своё имя – очень внимательно полистали мою книгу! И очень приятно, что вы не согласны. Там, не сомневаюсь, со многим будет не согласен и Ленин, и другие вожди революции, но это моя книга, моё мнение. Вы ведь тоже имеете своё мнение и будете отстаивать его? Вы уже ознакомились с ленинской программой «21 условие» вступления в Коминтерн?
Джачинто Серрати долго протирал пенсне, собираясь с мыслями.
– Да, мне как руководителю итальянской делегации выдали этот документ, – наконец начал он. – И мы с товарищами уже отчасти обсудили его основные положения. Сразу скажу: мы собирались на втором конгрессе объявить о своём вхождении в Коминтерн. Но всех без исключения не устроила общая тональность ленинских условий. Откуда у российских коммунистов такая агрессивность по отношению к нам, вчерашним союзникам? Как можно объяснить строгое требование удалить с ведущих партийных постов всех, кто хоть капельку мыслит иначе, кто ставит на первое место экономические реформы и выступает за приоритет социального равноправия и свободы слова? Без этого мы не имеем права на объединение? Не слишком ли жёстко, товарищи? А что дальше? Кто не с вами, тот враг? Словом, руководство Итальянской социалистической партии решило пока воздержаться от членства в Коминтерне. Мы останемся на своих постах и будем выполнять свой долг, который означает – право каждого открыто выражать свое мнение. Мы сами будем оценивать ситуацию в нашей стране и выбирать меры, которые следует принять для защиты социализма в Италии.
– Ну всё, вы пропали! – шутя хлопнул его по плечу Джон Рид. – Вам предстоит испытать на себе страшную силу ленинской полемики! Ленин и мёртвого убедит в своей правоте! Все ваши сомнения он сметёт с той же лёгкостью, с какой железнодорожный поезд отбрасывает щепки!
– Мёртвого, может быть, и убедит, – пробормотал задумчиво Серрати. – Но пока ещё ужасно хочется пожить, поработать…
Какая-то немузыкальная пауза образовалась. Нарушил её молодой финн Юкка Рахья.
– Вы меня простите, английский язык я знаю плохо – можно я буду говорить на русском?
Все дружно закивали. Они понимали по-русски.