– Вы, наверное, знаете, что нас, Рахья, три брата. Эйно, – он средний, на два года раньше меня родился – был в семнадцатом году связным у товарища Ленина. А потом мы с Эйно доставляли из Финляндии в Россию разные предметы роскоши и продукты. Короче, контрабандой занимались. Всё отдавали руководству – на создание финской Красной армии. В награду получали небольшой паёк. Но – странное дело: чем больше мы добывали, тем меньше был наш паёк и тем богаче жили руководители. Они питались в лучших ресторанах Петрограда, расплачивались валютой из денег, украденных из Финляндского банка. Мы с товарищами задали им вопрос, просили объясниться, но за критику нас стали всячески притеснять, в том числе исключая из партии. И теперь ни я, ни мои братья не знаем, как и когда закончится такая несправедливость. Пропасть между рядовыми членами партии и руководством становится всё глубже. Но я всё равно верю, что мы будем жить долго и счастливо…
М-да-а… Долго жить у них не получится. Ни у кого, кроме Анжелики Балабановой.
Первым погибнет как раз Юкка Рахья. Через два месяца его застрелят те самые финские руководители, критиковать которых он посмел. Убьют его и семерых его товарищей. Ещё десять человек будут ранены в той жуткой бойне в петроградском «Доме Бенуа». Старший брат, Яакка Рахья, после ранения поправится, но умрёт в 1926 году. А средний брат Эйно, бывший связной Ленина, проживёт после этого ещё много лет, но в тридцать шестом, предчувствуя скорый арест, сделает всё, чтобы не видеть этот свет.
Джон Рид сразу после конгресса Коминтерна отправится на съезд угнетённых народов Востока. Возвращаясь в Москву, он купит какой-то фрукт на дагестанском базарчике. Это или что другое, но официальная версия будет краткой – тиф. Он не доживёт пять дней до возраста Христа.
Через шесть лет после поездки на пароходе умрёт лидер итальянских социалистов Джачинто Серрати. Он, как и предсказывал Джон, испытает на себе «страшную силу ленинской полемики». Луначарский, нарком просвещения, обзовёт его «революционно-оппортунистической амфибией». Вроде, культурненько. Но наркому покажется мало, и он добавит: «Клеветник, лжец, предатель, фальшивый до дна человечек». Серрати, устав от травли, решит всё-таки примкнуть к коммунистам. По пути на закрытое партсобрание он умрёт от разрыва сердца.
Пауль Леви, один из основателей компартии Германии (вместе с Розой Люксембург и Лео Йогихесом), как и обещал, выскажет своё мнение на втором конгрессе Коминтерна: «Зачем вы пытаетесь слепить нашу жизнь по своему образцу? Зачем торопите нас с революцией? Это безумная затея, немцы ещё не готовы к перевороту, погибнут тысячи невинных людей! Так могут поступать только негодяи и дешевые политиканы!» Он будет исключён из компартии, но изберётся в рейхстаг и станет популярным в Германии депутатом. В своих выступлениях он предостерегал от ошибок коммунистов, добивался поиска и наказания убийц Либкнехта и Люксембург, а также предупреждал об опасности зарождающегося нацизма. Погиб в Берлине в 1930 году, выпав из окна пятого этажа при странных обстоятельствах.
…Хотя вот в эту самую минуту они все ещё живы. Они плывут на пароходе. Над тихой Окой поднимается туманный молчаливый рассвет, и сквозь него просвечивают башенки Рязанского кремля. Делегаты-интернационалисты спят в каютах, набираясь сил перед полемическими боями. У слабо верящих в торжество мирового коммунизма шансов нет.
Жизнь продолжалась, и жить очень хотелось. Больше по ночам эта пятёрка не собиралась. Главная причина – никому не известные молодые люди хвостиками прицепились к руководителям иностранных делегаций.
В Нижнем Новгороде их ждали письма. Анжелике написала Инесса Арманд.
«Работы очень много, дорогая моя подруга. Головы невозможно поднять. Радек и Зиновьев постоянно проверяют меня. Иногда и не по делу заходят. Карл Радек пытается рассмешить, а Давид Рязанов, наша „опрокинутая библиотека“, вчера вдруг заявил, глядя на меня: „Говорят, что английский парламент всё может; он не может только превратить мужчину в женщину. Наш ЦК куда сильнее: он уже не одного очень революционного мужчину превратил в бабу, и число таких баб невероятно размножается…“ Как мне хотелось его одёрнуть! Но ты же меня знаешь. Вот если бы ты была рядом, вдвоём мы быстренько поставили бы его на место. Неуч и невежа, право! Хотя неучем его не назовёшь – считается в стране главным по науке… Мне многое нужно тебе рассказать. Приезжай скорее. А то я словно умерла, ощущаю себя просто живым трупом».
Делегатский пароход вернулся в Москву по расписанию. Соломон Лозовский отчитался в ЦК довольными отзывами, его похвалили. Позже его, уже генерального секретаря Профинтерна и директора Госиздата, понятное дело, тоже расстреляют. Кроме «пятого пункта», ему припишут согласие с распоряжением Политбюро об издании сочинений Троцкого…