Домой! В обжитый номер гостиницы! Упасть, не раздеваясь, на кровать – и лежать, тупо глядя в потолок. Не шевелясь, ни о чём не думая. Потому что пока не о чём думать. Будущего нет, всё – в прошлом. Вся жизнь, все сорок три года. Финита. Занавес…
Ближе к ночи она заставила себя встать, сходить за кипятком, заварить чай. Достала конверт. Там не было письма, только фотография. Молодой, красивый Джон Рид сидел с сигаретой в руке и понимающе смотрел на неё. На обороте было написано: «Анжелике Балабановой – лучшему революционеру, которого я знаю в России».
Надо же! Джон! Такие слова от человека, который лично встречался со всеми вождями революции!
Она не раз виделась с ним с тех пор, как он вернулся в Россию из Америки. Их влекло друг к другу общее отчаянье и разочарование – хоть они ещё не могли признаться себе в этом. Джон, этот элегантный выпускник престижного Гарварда, ездил по охваченной огнём стране, выбирая самые опасные места. Он общался с крестьянами, солдатами и матросами, заводскими рабочими и шахтерами, делил с ними все невзгоды, холод и голод. На родине его двадцать раз арестовывали, шесть раз было разгромлено издательство, взявшее на себя смелость напечатать его книгу «Десять дней, которые потрясли мир». И вот он снова в России – голодной, холодной, бурлящей!
Анжелика видела, как с каждой встречей он становится всё более напряжённым, подавленным, усталым. Больше всего его бесили безразличие и цинизм нарождающейся советской бюрократии на всех уровнях. Он особенно расстраивался, когда видел, что его собственные усилия и усилия его соратников пропадают зря из-за равнодушия, нечистоплотности и некомпетентности новых руководителей.
– Они хотят избавиться от вас до приезда иностранных делегаций, – сказал он ей после возвращения из Петрограда. – Вы слишком много знаете.
– Но я не давала повода сомневаться в своей лояльности! – воскликнула Балабанова.
– Они не сомневаются в вашей честности. Но вот её-то они и боятся…
Последний документ, который попал в руки Анжелике по работе, была просьба представителей западноевропейских бюро ко второму конгрессу Коминтерна. Они просили ЦК РКП(б) взять на себя главное бремя материальных издержек исполкома Коммунистического Интернационала. Ответ был утверждён Политбюро ЦК: «Российская коммунистическая партия большевиков считает долгом величайшей чести прийти на помощь братским партиям всем, чем может». Сумма не называлась. Гораздо важнее, что оба документа были написаны одной и той же рукой. Зиновьевский почерк Балабанова знала прекрасно. Инессе Арманд, оставшейся работать в секретариате, она не сказала ни слова. Той было некогда, она помогала готовить доклад о работе Коминтерна на IX съезде партии.
…Понаехали в Москву иностранные гости. До открытия конгресса оставалось три недели, когда руководство партии поручило Зиновьеву для приехавших из-за границы делегатов организовать экскурсионную поездку по Волге. Представителями от России делегировали Анжелику Балабанову и Соломона Лозовского.
Гостей разместили в каютах первого и второго класса. Они долго ходили по пароходу, удивляясь богатому убранству. Светлая общая столовая с мягкими стульями, белоснежные скатерти, картины на стенах. Посредине салона первого класса – фонтан и аквариум с рыбками. Всё делегатам было в диковинку. Многие вообще первый раз плыли по реке.
Анжелика прекрасно понимала, что её отправили на пароходе с Лозовским лишь потому, что они оба владели несколькими иностранными языками. Но она была очень рада увидеть здесь своих «подопечных» – половину из них Балабанова знала лично, а остальных по переписке.
Первый вечер прошёл шумно. Гости строго соблюдали сухой закон, но песни пели дружно, на разных языках. «Интернационал» и «Марсельезу» знали все. К полуночи угомонились. Соломон пригласил самых стойких в столовую на свою лекцию о работе красных профсоюзов. Желающих оказалось немало. А пятеро верных друзей во главе с Балабановой поднялись на галерею первого класса, где удобные диванчики расположились вдоль борта, а красные ширмочки защищали от ветра.
– Самого молодого сейчас пошлём за самоваром! – смеялась Анжелика, устраиваясь поудобнее на мягком диване.
Все посмотрели на финна Юкку Рахья. Тот торжественно сознался:
– Через две недели я вступаю в возраст Христа.
Русский язык он знал хорошо.
Но Джон Рид оказался ещё моложе. Они пошли оба. Джачинто Серрати, глава итальянской делегации, на соседнем диване с увлечением стал листать книгу «Десять дней, которые потрясли мир». Джон, уходя, предупредил:
– У меня единственный экземпляр. И тот на английском языке. Подарить не могу. Надеюсь, что и на других языках будет издана.
– Пауль, расскажите мне о Розе Люксембург, пожалуйста, – попросила Анжелика главу немецкой делегации Пауля Леви.
Тот подсел к ней. Они были знакомы недавно, но от этого немца, от его выразительных глаз веяло такой искренностью и добротой, что Балабанова сразу поняла, почему её подруга так сильно любила этого человека.