Торжественное открытие второго конгресса Коминтерна состоялось 19 июля 1920 года в Петрограде, в тронном зале царского дворца. На конгрессе Балабанова впервые присутствовала не в качестве делегата, а лишь переводчика. После вступительной речи Зиновьева, приветствий зарубежных делегатов и избрания президиума был заслушан доклад Ленина о международном положении и основных задачах Коминтерна. Затем делегаты переехали в Москву, где работа конгресса была продолжена. Условия приёма в Коминтерн с трудом, но утверждены. Цели определены: установление диктатуры пролетариата во всём мире. Задачи ясны? За работу, товарищи! Да здравствует всемирная Советская Федерация!
«Мы на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем!» – громко скандировали делегаты. И пели, добавляя иностранные и просто странные акценты в простые слова:
Разъезжались гости предельно довольные. Хозяева, похоже, радовались тоже до предела. Все устали от постоянных дискуссий, планетарных целей и глобальных задач.
Через неделю после конгресса, в середине августа, Инесса вдруг откровенно рассказала Анжелике о письме Ленина:
– Смотри, что мне пишет Владимир Ильич. «Дорогой друг! Грустно было очень узнать, что Вы переустали и недовольны работой и окружающими (или коллегами по работе). Не могу ли помочь Вам, устроив в санатории? С великим удовольствием помогу всячески. Если едете во Францию, готов, конечно, тоже помочь: побаиваюсь и даже боюсь только, очень боюсь, что Вы там влетите. Арестуют и не выпустят долго. Надо бы поосторожнее. Не лучше ли в Норвегию (там по-английски многие знают), или в Голландию? Или в Германию в качестве француженки, русской (или канадской?) подданной? Лучше бы не во Францию, а то Вас там надолго засадят и даже едва ли обменяют на кого-либо. Лучше не во Францию… Отдыхал я чудесно, загорел, ни строчки не видел, ни одного звонка. Охота раньше была хорошая, теперь всё разорили… Если не нравится в санаторию, не поехать ли на юг? К Серго на Кавказ? Серго устроит отдых, солнце, хорошую работу, наверное устроит. Он там власть. Подумайте об этом. Крепко, крепко жму руку. Ваш Ленин».
– И что ты решила? – спросила Анжелика.
– Ничего пока. Думаю.
И пока кто-то думает, кто-то другой уже всё решил. В тот же день на бланке председателя Совнаркома Ленин выписал мандат:
«17 августа 1920. Прошу всячески помочь наилучшему устройству и лечению писательницы, тов. Инессы Федоровны Арманд, с больным сыном. Прошу оказать этим, лично мне известным, партийным товарищам полное доверие и всяческое содействие».
Предсовнаркома ещё раз телеграфировал Серго Орджоникидзе, чтобы тот побеспокоился о безопасности и размещении Арманд в Кисловодске. Поручил своим секретарям помочь с её отправкой на Кавказ. Никакая ни Франция, ни Норвегия, ни Голландия, даже ни Германия – «в качестве француженки, русской (или канадской?) подданной». Мужчина всё решил, мужчина сделал. С благими намерениями дорога выбрана. Билеты куплены. Только, похоже, в один конец.
Всем известно, что Инесса Арманд заразилась холерой в Беслане, где ей пришлось остановиться на обратном пути из Кисловодска. У них (в Москву ехали ещё пятеро, считая детей) кончились продукты. Она пошла чего-нибудь купить на пристанционном базаре – скудном, грязном, непотребном. Интересно, что, кроме неё, никто из попутчиков не заболел. Когда поезд подъезжал к Нальчику, ей стало совсем плохо. Там она и умерла.
В Москву ушла телеграмма: «Вне всякой очереди. ЦЕКа РКП Совнарком Ленину. Заболевшую холерой товарища Инессу Арманд спасти не удалось точка Кончилась 24 сентября точка Тело перепроводим в Москву Назаров».
Только вот «перепроводить тело в Москву» удалось не сразу. Практически Ленину самому пришлось заниматься организацией похорон. Тогда ведь смертей было много, хоронили чаще без гробов. А тут Кремль потребовал и вагон, и свинцовый гроб. Телеграммы одна за другой летели на Кавказ – бесполезно. Пока вмиг постаревший, чёрный от горя Ленин не пригрозил устало: «Расстрелять саботажников, но найти».
Через полмесяца траурный вагон прибыл в Москву. От Казанского вокзала до Дома Союзов гроб несли на руках. В первом ряду шли Ленин и Крупская, бывший муж Александр Евгеньевич Арманд, сыновья и дочери Инессы.
Потом Коллонтай напишет в мемуарах: «Мы шли за гробом, Ленина невозможно было узнать. Он шел с закрытыми глазами, и казалось – вот-вот упадет, в любой момент может лишиться сознания. Его фигура выражала столько скорби. Он весь как-то сжался, плакал».
Делегации от фракций Коминтерна и московских районов несли венки с алыми лентами. Впереди – огромный венок из живых белых цветов с надписью на траурной ленте «Товарищу Инессе от В. И. Ленина». Траурный марш Шопена играл оркестр Большого театра. Колесница, взятая из царских хранилищ, тронулась по направлению к Кремлёвской стене, где было решено похоронить Арманд. Под «Интернационал» и троекратный пулемётный салют гроб опустили в могилу.