– Я здесь не как участник, – сказала Анжелика, сразу опережая его вопрос. – А присутствую лишь для того, чтобы подчеркнуть свой бойкот данного мероприятия.
Ленин посмотрел на неё каким-то усталым и грустным взглядом.
– Товарищ Анжелика, неужели вас жизнь так ничему и не научила? Или вы уже не верите в мировую революцию?
Она отошла, не ответив. Ничего не могла сказать человеку, который, единственный, обладал секретом прямо-таки магнетического воздействия на людей и неоспоримого господства над ними. За Лениным беспрекословно шли широкие массы, он был бесспорным вождем. И каждый человек интуитивно видел в нём редкостный сгусток железной воли и неукротимой энергии. Фантастическая вера Ленина в своё предназначение мессии становилась фанатичной верой масс в победу революционного движения. И никто уже не видел – не хотел или не успевал увидеть – в этом стремительном движении серьёзные недостатки, отвратительные черты, ростки коррупции и вседозволенности, которые через поколения могли дать чудовищные всходы…
Уже ближе к полуночи, выходя из Кремля, она случайно встретилась с Лениным. На нём было всё то же старое пальтишко, с памятными дырками от Каплан, заштопанными заботливой женой. Анжелика решила пошутить.
– А помните, Владимир Ильич, как год назад вы на этом самом месте бревно несли на субботнике? Пройдёт лет пятьдесят, и тысячи человек будут уверять, что помогали вам нести это бревно!
Ленин даже не улыбнулся.
– Это неправильно! Архинехорошо! Каждый должен нести своё бревно! Что, к тому времени не останется мусора в России? Других дел не будет? И вообще не надо из меня икону делать!
Как раз они подошли к выходу. Красноармеец с ружьём на плече кивком головы разрешил Балабановой пройти, а Ленина остановил:
– Ваши документы, товарищ! Женщину я знаю, а вас нет.
Они уже шли по Моховой, когда Ленин сказал:
– Теперь-то вы осознаёте, что являетесь выдающимся членом Коммунистического Интернационала?
Он, наконец, улыбнулся, и они распрощались. Не стала Анжелика высказывать Ильичу своё мнение о злоупотреблениях руководителей Коминтерна, их казнокрадстве и прочих безобразиях. Просто не знала, нужно ли ему мнение её.
За спиной Коминтерна прятались гигантские деньги, миллионы золотых рублей. Политбюро и советское правительство в то время беспокоил не голод своего народа, а возможность контролировать рабочее движение в мире. Ни одна революционная партия в любой стране не могла соперничать с таким мощным аппаратом и с его ненасытными вождями, потерявшими ум, честь и совесть.
Это Балабанова понимала с каждым днём всё яснее. И оттого жизнь её становилась всё тоскливее.
Сразу после третьего конгресса Коминтерна она встретилась с Максимом Горьким. Наверное, у каждого есть старый друг, который появляется рядом, когда тебе плохо, когда уже совсем невыносимо, и сил больше нет. Друг такой, которому можно поплакаться в жилетку и рассказать всё-всё-всё. А он просто обнимет тебя и будет успокаивающе повторять простые слова:
– Да – они, они… Да – ты, ты… Мы, мы, мы…
Анжелика рассказала писателю про Зиновьева.
– Даже слышать не могу о нём! – басил старый друг. – Этот партийный начальник всё время норовит запустить свою грязную лапу не только в карман государству, но и в душу. Он позорит род людской!
Усы его сильнее затопорщились.
– И как хорошо, что есть другие люди в партии большевиков! Которые не жалеют себя. Не жалеть себя – это самая гордая, самая красивая мудрость на земле. Да здравствует человек, который не умеет жалеть себя!
– Это вы о Ленине, дорогой мой Алексей Пешков, сын Максимов? – заставила себя улыбнуться Анжелика.
– Ленин вообще особенный. Он не комиссарит. Он взял Землю в руки, как глобус, и ворочает её, как хочет. Но хотение его идёт от жестокого сознания революционного долга. О себе он всегда мало думал. В нём удивительно сочетаются черты гения и человека необыкновенной простоты и скромности. Смотрите, дорогая Анжелика, что он мне написал вчера: «Алексей Максимович! В Европе в
– И вы едете?
– Да. И вам советую. Надеюсь, там встретимся…
К концу октября, уже после отъезда Горького, Балабанова твёрдо решила порвать все отношения с Коммунистическим Интернационалом. И тоже – уехать из России, просто получить визу в Москве и присоединиться к итальянской делегации рабочих.
После нескольких попыток Анжелика поняла, что заиметь визу ей не удастся – лично «петроградский наместник» Зиновьев приказал перекрыть ей все пути.
Она записалась на официальный прием к Ленину. Как только он усадил её в кресло, выпалила:
– Владимир Ильич, я уже год как не у дел! И потому решила уехать за границу. Прямо сейчас, немедленно! Но у меня нет даже маленького клочка бумаги, удостоверяющего личность.
Ленин сделал вид, что не заметил серьёзности ситуации.