И эта маленькая женщина, вцепившись в край стола, читала нараспев под ритмичные удары волн своего любимого итальянца Джакомо Леопарди – сначала в оригинале, а потом в свежем переводе русского эмигранта Константина Бальмонта:
Только в Стокгольме она поняла, что могут сделать три с половиной года напряженной работы и полуголодного существования с нормальным, здоровым человеком. Первым делом местный врач спросил её:
– Мадам, вы были в тюрьме?
Уже «мадам», а не «товарищ»? О как! Ага, щас она начнёт вам грязью обливать «совдеповскую тюрьму народов», клеймить «большевистский ад» – не дождётесь! Да, есть в российской новой власти «тварищи», что требуют от повара в столовой: «Мне в отдельной кастрюле свари, не то – к стенке!» Но и в шведской семье не без урода, и к стенке шведской ставят тоже. У вас нет революции, а в России есть, там наркомы продовольствия падают в голодный обморок. И пленум большевистский на днях постановил: «Нужны срочные меры по охране здоровья партверхушки, причём предрешить необходимость выделить специального товарища для наблюдения за здоровьем и условиями работы партверхушки».
Пролетая над гнездом этой самой «партверхушки», любой «специальный товарищ для наблюдения» заметит невооружённым глазом: в Кремле начинается нечто, похожее на «гонку с выбыванием». И будет прав.
В начале апреля двадцать второго года была учреждена должность генерального секретаря ЦК РКП(б). На неё, по предложению Зиновьева и Каменева, назначается Иосиф Сталин. Первоначально эта должность понималась как техническая, и потому не интересовала «вождя номер два» Троцкого. Ленин не возражал. Лишь сказал устало: «Сей повар будет готовить только острые блюда». А 25 мая с Ильичом случился первый инсульт.
Сразу же после этого сформировалась «тройка» в составе Каменева, Зиновьева и Сталина. Для борьбы с Троцким. Трое на одного. И жаль, что Зиновьев с Каменевым не поняли, что скоро будет «один на двоих», а потом вообще – «Кавказ подо мною, один в вышине…»
Впрочем, это будет чуть позже. А пока Балабанова живёт в Стокгольме и чувствует, что неприязнь к ней нарастает, шведы не гнутся, им засланный коммунистический казачок не нужен. Вот-вот приедет сюда послом давняя подруга Александра Коллонтай, но чем она поможет?
Поговаривали, что эта феминистка настолько была влюблена в Ильича, что оставила ради него мужа – матроса Дыбенко, который в 1917 году так ласково попросил членов Учредительного собрания разойтись, потому что устал их караулить. Ленин сделал Коллонтай наркомом соцобеспечения, а после смерти Инессы Арманд она возглавила женотдел ЦК и стала сочинять что-то про «гендерный вопрос при социализме и свободную любовь», представляя себя на месте Надежды Константиновны. Тут она переступила черту, вождь разозлился и отправил её «с глаз долой, от греха подальше».
Она вообще женщина странная, мягко говоря. Как-то её спросили, не жалеет ли она – дворянка, дочь генерала – о супружестве с малограмотным матросом? Коллонтай гордо ответила: «Я жалею об этом каждый день, зато каждую ночь поздравляю себя!» Чего у неё не отнять – честная была.
Нет, ничем она Балабановой не поможет. Эта дипломатическая «валькирия революции» так расшатает моральные устои скандинавов, что и десятилетия спустя в каждой шведской семейке будет кто-то лишним.
Анжелика решила перебираться в Австрию. Несмотря на растущую инфляцию, там жизнь дешевле, можно найти работу. После развала монархии большую часть государственных постов заняли знакомые социалисты, их партия получила большинство в республиканском парламенте. Теперь каждый восьмой житель Вены – социал-демократ. Это же рай, о котором раньше только мечталось! В этой привлекательно загнивающей буржуазной демократии можно, по крайней мере, думать вслух и сочинять стихи.
Спустя десятилетия Анжелику Исааковну Балабанову будут называть «первой в списке коммунистов-невозвращенцев». Об этом она, конечно, никогда не думала, скажи ей про первенство, сочла бы такое сравнение кощунственным.