АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Пройдет несколько месяцев, и корреспондент газеты «Фигаро» Ля-контр, проживший несколько лет в Советском Союзе, очень неплохо владеющий русским языком, покинет нашу страну. Им будут недовольны то ли в «Фигаро», то ли (что скорее) у нас, как он подал интервью со мной.

Вячеслав Сергеевич Рогачев скажет мне по этому поводу: «Ля-контр — Ваша первая жертва».

8 февраля Александр Исаевич работал на даче Чуковских в Переделкине, когда на московскую квартиру ему была принесена повестка: вызов в Прокуратуру.

Я услышала об этом в тот же вечер по западному радио. Услышала и реакцию академика Сахарова: «Не исключена возможность, что дело может принять серьезный оборот…»

11 февраля я услышала, что в этот день на московскую квартиру Солженицына была принесена вторая повестка, на этот раз заставшая там Александра Исаевича. Он тут же написал записку и передал ее с _ разносчиком повесток. В записке говорилось, что он не явится «ни на какой допрос в каком бы то ни было государственном учреждении из-за полного и всеобщего беззакония, царящего много лет в нашей стране. Прежде, чем требовать у граждан, чтобы они повиновались закона, учитесь сами повиноваться законам!»

Ужас обуял меня, сковал меня, ужас и ожидание чего-то страшного. Ответ Александра Исаевича прокуратуре был столь дерзок, что можно было ожидать чего угодно. И уж, конечно, меня не могло утешить то, что в «Фигаро» напечатано мое интервью, что в тот же день в АПН получен запрос на мои мемуары от итальянцев, что некоторое время тому назад в Америку улетела моя пробная глава «Тихое житье», а из Франции пришла даже телеграмма — просят мои мемуары.

12 февраля вечером ко мне зашла по делу дочка моей приятельницы Ираиды Гавриловны Дружининой. Она была еще у меня, когда я включила «Спидолу» и услышала: «Сегодня в 4 часа дня арестован писатель Александр Солженицын».

Присутствие юного существа заставило меня сдержаться, спрятать свои эмоции.

— Этого следовало ожидать, этого следовало ожидать после той дерзости, которую он позволил себе накануне, — твердила я про себя, сжав губы.

На следующее утро мне позвонил Вячеслав Сергеевич, справился о моем самочувствии и сказал, что они с Константином Игоревичем сейчас выезжают ко мне в Рязань.

…Испугались, чтобы я не сделала чего-нибудь предосудительного? Или… чтобы не покусилась на свою жизнь?

Среди дня они были уже у меня.

— Наталья Алексеевна, он сам виноват! — первое, что сказал мне Вячеслав Сергеевич.

— Я знаю, что сам виноват, что был дерзок сверх всякой меры.

Пробыв у меня сколько-то и, по-видимому, успокоившись, Вячеслав Сергеевич тою же АПНовской машиной (в Рязани пройдет слух, что это Солженицын приезжал ко мне прощаться!) уехал обратно в Москву. А Константин Игоревич остался. Наша с ним работа над книгой еще не была закончена. Поработаем! Ведь жизнь-то продолжается.

Уже потом, когда я узнала, что 12 февраля поэт Евтушенко звонил в КГБ и послал телеграмму Брежневу с протестом против ареста Солженицына, что какую-то форму протеста выразил писатель Войнович, очень скоро поплатившийся за это исключением из членов ССП, я поняла, что меня хотели держать под наблюдением, чтобы не наделала «глупостей».

Вечером я, как обычно, включила «Спидолу». Константин Игоревич в это время был в другой комнате, просматривал мое. Он вошел как раз в тот момент, когда передавали, что Солженицын прибыл во Франкфурт-на-Майне.

Уже… вне опасности. Но и… вне Родины.

15 февраля в газете «Советская Россия» было опубликовано Сообщение ТАСС: «Указом Президиума Верховного Совета СССР за систематическое совершение действий, не совместимых с принадлежностью к гражданству СССР и наносящих ущерб Союзу Советских Социалистических Республик, лишен гражданства СССР и 13 февраля 1974 года выдворен (слово-то какое! — Н.Р.) за пределы Советского Союза Солженицын А. И.

Семья Солженицына может выехать к нему, как только сочтет необходимым».

Вот когда рассекся и наш Гордиев узел! Светловой разрешают следовать за ним. Я же останусь по эту сторону. Когда-то нас разделяла колючая проволока. Теперь — навеки — граница.

Часть вторая. Без Солженицына

«Милая ты моя!

И что только ты сейчас ощущаешь и как ты живешь? (…) Благослови тебя Небо!» — писала мне из Риги на следующий день после Саниного «выдворения» Нина Наумова, так рьяно боровшаяся в свое время вместе со мной за мое, хоть уже и обглоданное счастье.

Сотрудники АПН, имевшие отношение к моей книге, немедленно прореагировали на произошедшее: как можно шире рекламировать мою книгу! Как можно скорее ее издавать! Сейчас интерес мировой общественности прикован к личности Солженицына. Скорее всего, он будет постепенно затухать. Так не надо же терять времени! И меня склоняют к тому, чтобы я дала интервью телевидению АПН. Рассказала о своей будущей книге, о работе над ней. Лента эта будет показана в ряде стран. Кроме того, возможно, у меня возьмет интервью и кто-либо из иностранных корреспондентов.