АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Ну и что последовало за сим? Было подано в суд на издательство Тети, но выиграть дело оказалось не столь просто, и Солженицын в конце концов забрал свой иск. Но свое мнение о книге все же надо где-то сказать! Сказать кратко и… уничтожающе! Выход найден. И вот — следующее интервью Солженицына. На этот раз не в Цюрихе, а в Стокгольме, куда он приехал за Нобелевскими наградами.

Декабрь 1974 года. Пресс-конференция Нобелевского лауреата Солженицына.

Вопросов о моей книге не задается. Что ж — можно и самому проявить инициативу!

«Тут были вопросы итальянских журналистов, и ни одного относительно книги Решетовской, напечатанной в Италии, которая выйдет и в других странах. (Увы, придется с этим смириться! — Н.Р.). Я сейчас имел возможность прочесть ее по-русски и могу сказать, что эта книга просто не обо мне. Она о некотором персонаже, который на моем месте желательно видеть КГБ. Для этого факты большей частью извращены, а мотивировки… — так просто вообще ни одной подлинной внутренней мотивировки нет. Все мотивировки придуманы со стороны. Эта книга является частью кампании против меня, начатой после издания „Архипелага“, чтобы как-нибудь снизить, смазать значение издания „Архипелага“».

Лихо идти по проторенной, проверенной, уж сколько раз оправдавшей себя дорожке! Книга, оказывается, написана из расчета на вкусы КГБ!!!??? Часть кампании, начатой против Солженицына после издания «Архипелага»! — Как же согласовать такой малозначащий факт, что договор на книгу подписан мною был 18 июня 1973 года — за полгода до публикации «Архипелага» и за 2 месяца до его обнаружения… А предложение подготовить книгу к публикации — еще в марте 1973 года. Если выход в свет «Архипелага» как-то и повлиял на судьбу книги, то лишь в той степени, в какой перекликнулись одни и те же обстоятельства, описанные как в моей книге, так и в «Архипелаге». Именно из-за опубликования «Архипелага» мне пришлось ввести описание следствия, которое проходил Солженицын в 1945 году, так как текст «Архипелага» читался западными радиостанциями, а все, что касалось следствия, было описано в I томе. Мне пришлось расшифровать ту тайнопись, к которой прибегнул Солженицын в описании своего собственного следствия. Не будь «Архипелаг» напечатан — я в своей книге вообще не коснулась бы этого вопроса (его следствия)! Не будь «Архипелаг» напечатан — не выступил бы Виткевич, и подробности следствия Солженицына оставались бы неизвестными.

Одним словом, связь книги с КГБ, связь меня с КГБ — это чистейший вымысел! миф! легенда!

Если считать, что поле «сражения» осталось за Солженицыным в нашем с ним «встречном бою», то со всею ответственностью заявляю, что бой выигран им нечестным путем, низкими средствами: ложью и клеветой, передержками фактов и их подтасовкой.

И вот в результате я оказалась опутана густой сеткой лжи и клеветы, сквозь которую правде очень трудно просочиться! Но может быть, все-таки… просочится?..

Хороша святая правда — да в люди не годится!

Н. Решетовская 133.77

Приложение № 5

ИЗДАТЕЛЬСТВО ИЛИ ТИПОГРАФИЯ?

11 марта 1977 г. В издательство «Имка-Пресс»

Издатели, публикующие произведения Солженицына на иностранных языках, всегда рискуют вызвать недовольство с его стороны качеством сделанных переводов. Напротив, публиковать произведения Солженицына на русском языке — задача довольно простая. Нужно лишь с полнейшей скрупулезностью передать текст, не допустив ни малейшей ошибки при типографском наборе, не потеряв ни одного слова, ни одной запятой. Ни о каком редактировании впервые издающихся произведений Солженицына нет и речи. Ведь издавать произведения Солженицына — это значит: в точности выполнять его кредо, выдвинутое в громко прозвучавшем в мае 1967 года письме IV Съезду советских писателей: никакой цензуры! ни скрытой! ни явной! (Буквально: «Я предлагаю Съезду принять требование и добиться упразднения всякой явной или скрытой цензуры над художественными произведениями, освободить издательства от повинности получать разрешение на каждый печатный лист». 16 мая 1967 г.).

Прав ли был Солженицын в такой категоричности своего суждения? Не пострадало ли оттого качество самих его произведений? Не был ли прав писатель Виктор Конецкий, который в своем письме, посланном в Президиум того же Съезда в поддержку Солженицына, одновременно возражал против максималистской, как он выразился, Солженицынской формулировки? Конецкий — против цензурного произвола, против уродливой формы негласной цензуры, но не за «упразднение всякой — явной или скрытой — цензуры на художественные произведения». «Ибо, — писал В. Конецкий, — во всех государствах, при всех режимах, во все века была и необходимо еще будет и военная, и экономическая, и нравственная цензура».

Мне хочется особо подчеркнуть необходимость этой последней, т. е. нравственной цензуры, которая не должна обойти и произведения Солженицына.