Для Павла не подлежит сомнению, что те, кто не приняли «любви истины», должны быть «погибающими». Здесь он иудей – последователь Бога Ветхого Завета. Никаких смягчающих обстоятельств он не видит даже в том, что тот же беззаконник совершает те же «знамения и чудеса ложные» и обольщения, разобраться с которыми далеко не всем по силам, тем более, что и «праведные» обольщения ничем не выделяются среди прочих. Ссылки на разврат, царящий «в Риме» вряд ли имели значения для христианских общин в момент формирования их эсхатологических ожиданий, которые явно имели для них более значимый характер, чем поступки любого императора. Их ожидания были связаны с уничтожением всемирного зла, а не отдельного человека, пусть даже императора. Эти легенды – отзвуки более близких для нас времён. Тем более, что ранние протохристианские общины демонстративно старались отделиться от мира. Ср. Кумран, где проявлялись схожие мотивы. Кроме того, отметим, что здесь «беззаконник» должен был воссесть в Храме, что вряд ли затрагивало интересы язычников – христиан. Скорее, это должно было волновать иудохристиан.
Вопреки обычной для Павла неуверенности, проскальзывающей в его прогнозах, здесь всё предопределено:
о грядущем суде праведности, о каре нечестивцам и т. д. И Иоанну оставалось лишь дополнить впечатляющими подробностями картину будущего Апокалипсиса. Еще раз отметим, что здесь роль гневного наказующего выполняет Христос (ср. с Богом Ветхого Завета), темперамент которого в этом описании приближается к Павлову. Роль Христа как искупителя всех грешников остаётся за кадром. Все люди для Павла разделяются на «принявших истину» и «не веровавшие истине». Невольно вспоминается евангельский Христос: «Кто не со мной, тот против меня!» Спасение для последних невозможно. Бог предопределил их судьбы. Некоторой иронией звучит сочетание «любовь истины» и «возлюбившие неправду» с общим корнем любви.
Но одна любовь ведёт к истине вечности, а другая – к вечности погибели.
Безопаснее верить нужной истине, любить именно её. Но и это не в силах людей. Бог шлёт им «заблуждение», так что они предопределены верить лжи (2:11). Т. е. их Бог осознанно посылает на «осуждение». Равно, «праведных» в Царство Божие.
Окончание главы вновь возвращается к благодарению Бога «за вас» в «вашей избранности» – тема знакомая по предыдущим Посланиям почти буквально: «Мы же всегда должны благодарить Бога за вас, возлюбленные Господом, братия, что Бог от начала, через освящение Духом и веру истине, избрал вас к спасению и которому и призвал вас благовествованием нашим, для достижения славы Господа нашего Иисуса Христа» (2: 13–14).
Предопределённость к спасению здесь несомненна. Кроме того, здесь впервые указывается роль «от начала»[11]
через освящение Духа «уверовавших». Т. е. Павел (?) вполне принимал доктрину «сошествия Св. Духа», по крайней мере, для «уверовавших».Последний фрагмент главы призывает к стойкости в вере, основанной «на предании» «словом или посланием нашим». Свидетельство о «предании» встречается впервые и признаётся с благовестием равнозначным. Да и сам Павел, по-видимому, излагаемые истины подчерпнул из того же «предания» и «иных слов», ибо других источников того времени неизвестно.
Впечатление, что здесь выстраивается вполне закономерная последовательность: предание – слово – «послание наше». Не вспоминает ли Павел процесс своего собственного научения, ибо так и неясно, откуда он сам подчерпнул знание христианских основ. Не от апостолов – это он категорически отрицает. Да и вряд ли они могли что-либо внятное излагать, будучи малограмотными и не слишком развитыми интеллектуально. К тому же, так и не понявшими Иисуса вплоть до его смерти. А сам Павел был всё же человеком книжной культуры, хотя бы отчасти. Ветхий Завет он знал не понаслышке. В это отношении упоминание о «преданиях и «словах» может указывать на формы организации текстов раннего христианства. Хотя сам Павел предания не цитирует, его отсылки носят, скорее, характер слухов (о явлениях Христа, сошествий Святого Духа и т. д.). Да и фраза «я вам говорил» – это не ссылка на конкретный случай, конкретное послание, она неопределённа. Кстати, в фрагменте второй половины главы Бог, Господь и вновь Бог, и вновь Господь, и оба вместе Господь и Бог выступают как бы в едином понимании и содействии в общем устремлении «утешить ваши сердца и утвердить во всяком слове и деле благом». Построение весьма продуманное.
Стихи (2: 16–17) являются, по-видимому, готовой формулой, литературно обработанной и почти поэтичной. Чем-то напоминают «Отче наш».