Апостол свободы

Левский и Общий были знакомы по первой Легки, но друзьями стать не могли. Общий был ярым индивидуалистом, бунтовал против всего подряд, испытывал неутолимую жажду приключений и врожденную антипатию ко всякого рода власти и авторитету. Храбрый человек, готовый идти в бой по любому поводу, он был горд и тщеславен в такой степени, что окружающие не замечали остальных, положительных качеств его характера. Больше всего он гордился своим участием в походах Гарибальди 1866 года; претендуя на некую связь с великим итальянцем, имя которого с уважением произносил каждый болгарский патриот, Общий считал, что не имеет себе равных в вопросах вооруженной борьбы. Проделав кампанию с Гарибальди, он перебрался в Грецию и принимал участие в восстании на Крите; после этого, увидев, что других международных конфликтов не предвидится, обратился к Хитову с просьбой помочь ему сколотить собственную чету. Хитов пытался отговорить его от этой затеи и указал Общему на то, что у него нет опыта и он не знает Болгарии, но в конце концов дал ему рекомендательное письмо к своему другу, Тодору-воеводе, под командованием которого была сколочена небольшая чета. Вместе с четой Общий оказался в Болгарии, но вскоре рассорился с воеводой из-за того, что хотел убивать турок-крестьян, чего Тодор не разрешал. Общий отказался повиноваться своему воеводе и ушел от него вместе с двумя товарищами, Михаилом и Христо, что было неслыханным нарушением традиций и четнических законов. Затем Общий сколотил собственную чету; ее настигли турецкие солдаты, и хотя чете удалось выбраться из окружения, Христо решил, что дальше пойдет один, а Михаил был тяжело ранен и попросил Димитра убить его. Общий отрубил ему голову. Чета же Тодора вернулась в Сербию невредимой.

Весной 1870 года Общий снова явился к Хитову, гостившему у Николы Балканского, и заявил, что у него есть восемь человек, желающих вступить в чету, и нужно, чтобы кто-нибудь помог им переправиться через Дунай. Хитов отправил его в Тырну-Мыгуреле, к Ковалеву; через Дунай они переправились, но вскоре после вступления в Болгарию разбрелись кто куда. В апреле 1871 года Общий прослышал о том, что в Болгарии успешно действует внутренняя организация; он отправился к Данаилу Попову и попросил послать его в Болгарию.

Попов написал Хитову в Белград, где тот собирал очередную чету, спрашивая, пригоден ли, по его мнению, Общий для такой работы, ибо этот последний явился к нему якобы по рекомендации воеводы. Хитов отвечал, что решать должен Левский и что сам он, Хитов, не желает вмешиваться в его дела, потому что Левский не слушает его советов. Он добавил также, что Общий — хороший человек, но очень упрям, и «если его рассердить, дело кончится плохо». Попов и Левскому сообщил, что Общий желает работать в организации. Левский в это время был во Фракии и получил его письмо лишь несколько недель спустя, 18 июня, но не стал принимать решения; он только написал Попову 20 июня, что ответит ему дней через тридцать — сорок, в следующем письме, ибо собирается наскрести денег на поездку в Румынию; им нужно обсудить некоторые вопросы, о которых неудобно писать. Он просил передать Общему братский привет и обещал в скором времени дать ему ответ[142].

Но эмигранты, не дожидаясь решения Левского, отправили Общего в Болгарию. Левский еще не получил письма Попова, а Общий 16 июня уже приехал в Ловеч. Он привез письма и долгожданную печать. Через несколько дней Ловечский комитет решил послать его во Фракию, где находился Левский. Встреча была организована членом Сопотского комитета и состоялась после захода солнца на винограднике на окраине города. Общий вручил Левскому письма и печать, и тот велел ему устроиться в Карлово на постоялом дворе и ждать его там. Через три дня они встретились на окраине Карлово.

Левский принял Общего сдержанно, даже холодно. Он инстинктивно сторонился людей, которые не прошли проверку, а Общий был не таким человеком, которого сам он выбрал бы для нелегкой работы в Болгарии. Он принял его потому, что его принял Ловечский комитет; он подчинился воле большинства, но втайне не доверял Общему и познакомил его лишь с теми членами организации, с которыми это было необходимо. Единственным его замечанием по поводу прибытия Общего был намек в письме к Попову о том, что Димитр прибыл без денег в такую минуту, когда у него самого тоже нет ни гроша[143]. Он не упрекал ни Общего, ни эмигрантов, но уже сама краткость отзыва выражала его недовольство; но пока что он держал свое мнение при себе, считая, что будущее покажет, кто прав.