Апостол свободы

В конце ноября Левский, Кынчев и Общий вернулись в Ловеч, Через несколько дней Центральный комитет решил послать Ангела в Бухарест и написал Данаилу Попову, спрашивая его, сможет ли он сопровождать Кынчева. Ангел должен был сообщить Каравелову о том, как идет работа в Болгарии, и обсудить отношения между внутренней организацией и эмигрантами. По-видимому, Левский был готов отчасти посвятить Ангела в подробности столь важной задачи, что говорит о его доверии к молодому революционеру. Однако в это время на Дунае был введен карантин, а все суда поставлены на прикол, и Ангелу пришлось вернуться в Ловеч.

Левский же в это время уехал вместе с Общим в Северную. Болгарию. Он все еще не решался посвящать Общего в тайны организации и познакомил его лишь с несколькими комитетами, в том числе с Орханийским. Очевидно, не один Левский питал недоверие к Общему, потому что, хотя он и согласился взять его на встречу с Софийским комитетом, его члены запротестовали, заявив, что не доверяют Обшему. В конце декабря они расстались; Общий зернулся в Ловеч, а Левский в одиночку отправился в Панегу и затем в Червен Бряг, где и провел рождество, а потом уехал в Плевен. В пути Левский получил последний номер «Свободы» и нашел в нем следующее объявление: «Г-ну Л-му в Болгарии. Постарайтесь увидеться с нами как можно скорее».

Каравелов уже во второй раз обращался к Левскому через газету; в первый раз это произошло 13 февраля 1871 года. Каравелов был недоволен независимостью внутренней организации и вину за нее возлагал на Левского; об этом свидетельствует следующее письмо Ивана Драсова Данаилу Попову: «Письмо Ваше получили и поняли, что Каравелов написал Вам, и что будто бы В.Л. в некоторых отношениях своевольничает. Все это нам непонятно»[153]. Не только явное неповиновение Левского и очевидные успехи его внутренней организации заставляли Каравелова настаивать на скорейшей встрече; в Черногории и Сербии оживилась деятельность националистов, и руководители болгарской эмиграции получили предложения о совместных действиях южных славян. Левский же, со своей стороны, хотел обсудить ряд вопросов с Каравеловым; для этого он и посылал в Бухарест Кынчева. К сожалению, выбор Каравеловым способа связи показал, что не понимает, в каких условиях приходится работать Левскому и его товарищам. Публичные объявления такого рода могли лишь насторожить полицию и тем самым увеличить риск, сопряженный с путешествиями Левского, и без того небезопасными, так что любая попытка пересечь Дунай была бы равносильна самоубийству.

Левский был раздражен столь очевидным непониманием со стороны Каравелова и отчитал его через Попова в записке, приложенной к письму Хинова, отправленному 28 декабря, — на следующий день после прибытия Левского в Плевен: «Напишите Каравелову, в последний раз по-братски прошу его не вызывать меня через свою газету, не то придется поверить словам людей, которые говорят: „Брат Левский, ты и сам не заметишь, как Каравелов тебя предаст“»[154]. Далее он объясняет, что и полиция, и болгарские шпионы подняты на ноги, что по всем гостиницам и постоялым дворам идут обыски, что дан приказ немедленно сообщать в конак о появлении любого человека, хотя бы немного похожего на описание Левского. Он настаивал, чтобы в дальнейшем, если Каравелову понадобится сообщить ему что-то, он писал через Данаила Попова.

В самом деле, за последние месяцы жизнь Левского стала гораздо труднее. Страшная легенда о Джин-Гиби ходила по конакам, цирюльням и кофейням. — всюду, где турки собирались потолковать за чашкой кофе и ароматным наргиле. По европейской части Турции бродил вездесущий Джин-Гиби, призрачный, как лунный свет, и столь же неуловимый. Каждый запти мечтал арестовать Джин-Гиби или хотя бы застрелить его, и каждый каймакан и мюдир мечтал приписать себе эту заслугу.

И все же, как ни был раздражен Левский неблагоразумием Каравелова, он понимал, что ему пора встретиться не только с самим Каравеловым, но и с другими эмигрантами. Пришло время организовать встречу представителей внутренней организации с представителями эмиграции, чтобы сгладить противоречия и объединить свои усилия. Примерно за полгода до этого Левский думал, что хорошо бы созвать нечто вроде конгресса, но из-за безденежья от этого пришлось отказаться. Теперь же развитие организации достигло такого уровня, что общее собрание стало необходимостью. Нужно устранить недоразумения; нужно превратить и без того слишком зыбкую и ненадежную курьерскую связь в настоящие каналы коммуникации, по которым внутренняя организация могла бы получать помощь всех видов; нужно, чтобы устав организации, де факто действовавший на большей части болгарской территории, был официально принят всеми комитетами по обе стороны Дуная.