Читаем Апостол свободы полностью

Поездка в монастырь закончилась успешно, и настроение у Левского было приподнятое. Теперь же, услышав слова и мелодии любимых песен, он пришел в такое радостное возбуждение, что не мог сидеть на месте. Наконец он не выдержал и попросил музыканта сыграть хоро. Левский вскочил, сбросил с себя накидку и начал плясать карловское хоро так быстро и ловко, что вызвал изумление всех окружающих. Заразительный ритм захватил всех, и вскоре за Левским выстроилась цепочка танцующих; к хоро присоединились и два старика, до тех пор спокойно курившие свои трубки возле очага. Когда танец кончился, Левский заказал вина и угостил не только волынщика, но и всех присутствующих вместе с танцорами, хотя сам он не выпил ни капли. Дав выход обуревавшей его радости, Левский снова закутался в накидку и отправился далее в Троян с приятным чувством душевной удовлетворенности.

В Трояне Иванов день праздновали, как и полагалось, при общем веселье, много ели и еще больше пили. Поезд из пяти — шести саней, запряженных волами и устланных яркими половиками, возил весельчаков, вооруженных флягами и целыми бочонками вина, по всем домам, где жили иваны, которых полагалось поздравить с днем именин. Во главе шумной процессии двигался городской оркестр, а в передних санях вместе с именитыми горожанами сидел мюдир, на редкость мягкосердечный представитель власти, которому доставляло удовольствие смотреть, как веселится райя, — очевидно, она довольна правлением султана.

В сумерки, когда путники въезжали в город, веселье стало утихать и народ разошелся по домам, но позже, когда Левский был уже занят беседой с Иваном Марковым, членом местного комитета, в лом ввалилась толпа веселых соседей, явившихся с поздравлениями. Согласно обычаю, Марков угостил всех вином, и гости, не знавшие Левского, потребовали, чтобы хозяин налил и ему, не слушая его энергичных заверений в том, что он уже выпил достаточно. Тост следовал за тостом, Один из гостей, разгоряченный выпитым, махнув рукой на всякую осторожность, заявил: «Да пошлет бог удачи тому, что начали болгарские сыны отечества!».

Иван Марков быстро наступил на ногу красноречивому гостю, лишь недавно принятому в местную революционную организацию, а Левский тут же отвлек внимание собравшихся, воскликнув: «Да здравствует султан Абдул Азиз! За его здоровье!». И хотя некоторые из гостей удивились такой здравице, неуместные проявления патриотизма были прерваны, и вечер закончился без неприятных инцидентов.

Когда гости ушли, Левский сказал Маркову:

— Потому-то, бачо Иван, я и говорю своим последователям, чтобы не употребляли никаких спиртных напитков. Пьянство — самый большой враг человечества, оно делает и сделало несчастными тысячи семей. Притом это такой порок, который нехорош и для великой тайны нашего святого дела. Разве мы сейчас не видели, как тот господин в опьянении проболтался? А если бы здесь были неприятельские уши, что было бы? Хорошо, что и другие были не в лучшем состоянии и никто ничего не заметил. Можно извинить, если в такой торжественный день кто из наших последователей хлебнет вина, но опять-таки надо воздерживаться и не проболтаться о тайне. Я всегда говорил и теперь повторяю, что новопосвященных в наше святое дело надо прежде всего и сначала предупреждать, чтобы строго воздерживались от спиртного[155].

Сам Левский совершенно не употреблял ни спиртного, ни табака, которые считал вредными для человека и общества. Он твердо верил в дисциплину как личную, так и организационную. Из людей, становящихся рабами своих желаний и привычек, выходят работники, на которых нельзя положиться, они являются потенциальной угрозой для своих же товарищей. «В жизни следует жаждать только хлеба и воды, — говорил Левский тырновским юношам, желавшим вступить в организацию. — Не забывайте, что многие наши товарищи попали в руки турок только потому, что любили выпить того и другого и по слабости воли не могли обуздать свои желания»[156]. Сильное и гибкое тело Левского, его крепкое здоровье служили прекрасной рекламой дисциплинированного образа жизни. Сам же он подходил к этому образу жизни с чисто практической точки зрения; он не терпел людей, умерщвляющих свою плоть и подвергающих себя бессмысленным лишениям в угоду духовным соображениям или суевериям. Однажды он в гневе заявил группе крестьян: «Вы станете мужиками только тогда, когда начнете есть мясо по средам и пятницам!»[157].

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Болгария»

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное