К концу 1871 года Левский пересмотрел вопрос о том, где нужно проводить общее собрание. Он был готов провести его в Румынии, — не потому, что стал считать бухарестский центр более важным, а потому, что организовать столь многолюдное собрание под самым носом у турок было чересчур рискованно. Обстановка создалась такая, что ему и в одиночку стало трудно появиться в каком-нибудь городе и не обратить на себя чье-либо внимание; пытаться же собрать в одно место делегатов со всей Болгарии и из-за границы означало бы накликать беду. Он не шел на уступки эмигрантам; он настаивал на том, чтобы внутренняя организация была представлена полностью, как ей и подобало по ее размерам и значению.
Глава четвертая
Пьянство хуже чумы
Нет зла хуже злой жены
За веру и умереть не грех.
Левский провел Новый год в Плевене, затем вернулся в Ловеч и в начале января направился в Троян. Народное прозвище января-месяца «Голям Сечко», т. е. «большой секач»; в январе ледяной ветер режет как турецкий ятаган, забираясь под самую теплую одежду. В январе не ездят через горы; тропы завалены коварными сугробами, ветер как голодный лев рыщет по обледенелой стране, вздымает снег, слепит глаза, несет поземку, деревья и камни трещат от мороза. В январе люди сидят по домам, празднуют праздники, отдыхают и набираются сил перед весенней страдой. Немало было домов, особенно в Ловече, где Апостола свободы встретили бы как мессию, где для него нашлось бы самое удобное место у очага, самая вкусная еда и самая теплая постель. Но Левский не знал отдыха. Он спешил больше, чем когда-либо. Приняв решение о созыве общего собрания, он должен был сделать все необходимые приготовления. Невзирая на мороз и вьюгу, Левский ехал вдоль замерзшего Осыма в Троян.
Он побывал у каждого члена комитета в отдельности, а потом созвал общее собрание в харчевне Васила Спасова. Он сообщил комитету, что весной решено созвать общее собрание организации, на котором будет присутствовать по одному делегату от каждого комитета в Болгарии и Румынии. Цель собрания — обсудить и принять устав. Позднее он сообщит им подробности, и тогда они выберут своего представителя. Он оставил также клочок бумаги, — такой же, какой был у него самого, — и сказал, что даже в Бухаресте полно турецких шпионов и что избранный ими делегат комитета должен иметь при себе эту бумагу, иначе он не будет допущен на собрание.
На Крещение Левский остался в Трояне, принимал участие во всех общественных обрядах, вместе с толпой народа, одетого в лучшую зимнюю одежду, участвовал в процессии, которая вместе со священниками и хором отправилась из церкви на реку, чтобы отпраздновать крещение Спасителя. Шествие к реке доставило Левскому большое удовольствие, но думал он о предметах мирских; он смотрел на нарядных людей и повторял друзьям: «Глядите, разве нет у нас людей, разве нет юнаков? Даже вон те старики, у которых шеи покраснели, как у раков, — даже они могут взяться за ружье и сделают дело не хуже двадцатилетних. Эх, — вздохнул он от всего сердца, — придет ли та минута, когда я поведу за собой вот такую череду вооруженных болгарских юнаков!».
Шествие подошло к замерзшему Осыму. Во льду была пробита большая прорубь. Пробравшись сквозь толпу, Левский встал вместе с хором у проруби и запел: «Во Иордане крещаюша тебя, господи!», так что обратил на себя внимание всех присутствующих. Он собирался петь тропарь в Троянцем монастыре, в семи километрах от города, но получилось так, что по независящим от него обстоятельствам он не сумел выбраться в монастырь и теперь пел у Осыма, не желая отказывать себе в удовольствии.
В тот же день Левскому удалось уехать из Трояна. Вместе с группой товарищей он отправился в монастырь. Он ехал туда впервые, но некоторые монахи были предупреждены о его приезде, и Левского сердечно встретил игумен монастыря хаджи Макарий. Был канун Иванова дня — праздника Иоанна Крестителя. Вместе с монастырским хором Левский пел в церкви, а во второй половине дня собрал группу монахов и объяснил им, как и для чего работают тайные комитеты. Монахи создали собственный комитет, во главе которого встал игумен. Вскоре после этого Левский вместе с товарищами покинул монастырь. Их путь лежал мимо придорожной корчмы, в которую крестьяне горных выселок ходили отмечать праздники или топить свои печали в вине. И поскольку Иванов день — большой праздник, в корчме было полно народу; сквозь шум пьяного веселья, топот ног и песни путники услышали звуки волынки. Левский остановил коня и спрыгнул на землю; он не мог устоять перед музыкой, и ноги у него сами просились в пляс. Левский предложил своим спутникам следовать за ним. С их появлением в корчме воцарилось молчание, один волынщик продолжал играть, Он пел старинную песню героического эпоса — песню о Марко-королевиче. Левский слушал с удовольствием, а потом попросил певца спеть несколько народных песен и гайдуцких баллад.