Апостол свободы

«Кто не знает мук бедного нашего отечества, и какой болгарин уже не видит своей золотушной раны от тирана, которая разъедает его день за днем. Всякий знает и всякий болгарин видит, но что же! одному уже и кости проела проклятая золотуха, и ему ясно, что он должен скорее умереть с ружьем в руке, готовый к революции, ему не нужно поощрение на словах; а другие еще не почуяли боли от этой золотухи, которая в него впилась и доест его самого, а потом примется за детей его и так далее. Но станем ли смотреть мы, сострадающие, на таких хладнокровных и мнимых, родолюбцев, которые не жалеют даже детей своих! Нет! Нет! Ни часу! И ведь сказано уже: чистая свобода или смерть.

Мы поощряем всех членов соучастия в нашем народном и святом деле быть верными и постоянными во всяком отношении нашей цели и держать прежде всего перед глазами и на языке: лучше смерть честная, нежели смерть бесчестная, и воистину, кто постоянствует до конца, ему будет неописанная радость с большими дарами от Болгарского народа. И вот теперь пришел час, когда выиграет всякий; а иные еще говорят: а если я умру? И мы ему говорим, что его имя вовеки останется живо, а заслуга его передастся детям и внукам и пр. Следовательно, чтобы получить этот святой дар и божий венец, надо сначала пожертвовать всем, да и собой тоже! Да и сейчас отдать в дар самое малое десятину от имущества своего! Это налог, про который вам писано, и старайтесь приготовить его как можно скорее и точно по состоянию своему; потому что если после окажется, что кто-то утаил или не дал своей помощи, то придет время, которое уже близко, и будет он обесчещен Целым Болгарским Народом — если сейчас уйдет от нашего кинжала! который скоро начнет исполнять свою должность против таких, кто виляет (мнимых родолюбцев, что обещают на то время, когда готовое увидят) и предлагает всякие извинения, вроде того, что он воспрепятствован невесть чем, и не годится принимать участие, а денег не дает, потому что как бы не узнало турецкое правительство, или готовых денег у него нет и так далее; таким на их извинения мы говорили и опять скажем: чисто народный Болгарин, который понял и видит муки и неволи милого нашего народа, который почувствовал на сердце своем всякий день горячие и кровавые слезы наших обесчещенных тираном матерей, братьев и сестер, то для него нет страха и нет извинений никаких, а смерть ему — самая утеха и душеспасение, и такая смерть заслуживает вышепомянутой славы от болгарского народа и венец от бога. А если не так, то он не Болгарин, не Христианин, не человек! Следовательно, ему — смерть, смерть и смерть!»[159].