Апостол свободы

Новой чертой деятельности комитетов летом и осенью 1872 года был рост террористических действий: принятый устав давал организации полную свободу в выборе методов работы. Террор, начавшийся с посылки угрожающих писем, был направлен главным образом против недоброжелателей — болгар, ибо в этот период организация старалась не задевать турецкие власти. Левский уже давно понял, что без насильственного изымания средств не обойтись, но был противником убийства и требовал неопровержимых доказательств вины будущей жертвы. И хотя не кто иной, как он сам записал в уставе, что в каждый, препятствующий делу революции, подлежит смертной казни, в действительности таких казней было очень немного именно благодаря его сдерживающему влиянию. Известны лишь четыре убийства, причем одно из них — казнь Стояна Пенева в Русе — совершилось без его ведома.

В июле 1872 года организация решила казнить дьякона Паисия, наместника ловечского митрополита в Орхание. Уже несколько месяцев дьякон был истинной занозой во плоти Орханийского комитета. Он не только отказался пожертвовать средства на народное дело, — он проявлял весьма нездоровое любопытство к делам организации и ездил по деревням, выдавая себя за близкого друга Общего, которого никогда в глаза не видел, или горячего приверженца организации, каковым не был, и задавал разного рода вопросы. Стараясь выведать тайны комитета, он прибегал и к шоковой тактике, чтобы вывести людей из равновесия; так, в одном селе он вдруг заявил, что Общего поймали и при нем нашли множество разных бумаг. Кроме того, он начал угрожать людям. При сборе десятины для митрополита в некоторых семьях ему сказали, что у них нет денег, на что он заявил: «Для комитетов деньги находите, а для владыки у вас нету, так я же вам покажу!».

В мае Общий написал Ловечскому комитету, требуя решения о Паисии: если тот — «черная душа» его следует ликвидировать. Вернувшись из Румынии, Левский наконец дал согласие на казнь. Вечером 21 июля Общий подкараулил Паисия в центре Орхание и смертельно ранил двумя выстрелами. Паисий умер через два часа, но ничего существенного не успел сообщить каймакану, который явился лично расспросить его о покушении. Несколько членов комитета не отходили от умирающего, чтобы знать, не проговорится ли он перед смертью, а поскольку дьякон был известным ловеласом, они сказали каймакану, что покушение, наверное, совершено кем-нибудь из ревности[187].

На сей раз тревогу о безопасности Левского забил Пеев. Он сообщал, что все села вокруг Охранив и Тетевена битком набиты заптиями и переодетыми шпионами и просил Левского на какое-то время скрыться в надежном месте, ибо ездить по городам в такой момент очень опасно. Он также выразил общее предостережение, сообщая, что еще до убийства Паисия турки о чем-то пронюхали и считают, что в околии происходит нечто сомнительное. Тетевенский мюдир даже поделился своими подозрениями с ним, Пеевым, которого считает своим другом, заслуживающим полного доверия, и просил его разузнать, что происходит, за что обещал и награду!

Широкое расследование, предпринятое полицией в связи с убийством Паисия, кончилось ничем; власти арестовали троих человек, один из которых был связан с комитетом; продержав обвиняемых в тюрьме несколько недель, турки отпустили всех троих.

Куда более серьезные последствия вызвало убийство чорбаджи Васила Козлева в Лясковце, совершенное пятью днями раньше. Козлева ненавидело все местное население за то, что он грабил людей, пользуясь дружбой с турецкими властями; кроме того, он был заклятым врагом комитета и без колебаний передавал туркам все, что ему удавалось услышать и узнать. Наконец, он стал настолько опасен, что Ловечский комитет и сам Левский дали согласие на его ликвидацию. К несчастью, сын убитого помог властям арестовать почти всех членов Лясковского комитета и опознать убийцу отца, Стойчо Стамова Куртева, и его сообщников. Куртев, молодой человек двадцати одного года, был повешен, а трое его друзей приговорены к тюремному заключению на разные сроки, от года до пятнадцати лет; остальных отпустили. Большой написал Левскому о несчастье, которое полностью парализовало работу в Лясковце и потрясло соседнее Тырново, и умолял его держаться подальше от их округи.

События в Орхание и Лясковце не ввергли Левского в чрезмерную панику. Он не поехал туда, где ему было слишком опасно появляться, но продолжал рискованную работу по сбору средств в Ловече и Трояне, прибегая к насилию там, где уговоры не помогали. В Трояне он, переодевшись купцом, посетил чорбаджи Нено, чтобы уговорить его пожертвовать на дело десять турецких лир. Явившись к чорбаджии, он очень скоро перевел разговор с торговли на патриотические темы и наконец открыто сказал, кто он такой. Нено обещал дать десять лир, после чего Левский поблагодарил его, извинился за беспокойство и отправился восвояси. Через несколько дней у чорбаджи Нено побывал член комитета, получил деньги и вручил ему расписку.