Апостол свободы

«В шестых, вы говорите и просите ответа, что если увидите, что на наш народ надежды нет, будете вынуждены взять участие с теми, с кем у вас уговор, и пойдете драться за чужую свободу! К сожалению, мы вам говорим, что это ваше предложение нас смущает. Вы хорошо знаете нужды нашего народа, знаете, что мало таких, кто поведет его бороться за свою свободу, а вы — за чужую! И опять скажу: чисто народный человек борется, пока может, чтобы наперед избавить свой народ, а тогда уж пускай смотрит за другими. Если он потерпит неудачу, то должен умереть на народной работе! Вот каково праведное рассуждение»[113].

Однако Хитов уклонился и на этот раз. Из его планов ничего не вышло, потому что даже при помощи Каравелова денег на чету собрать не удалось, а в конце октября Хитов заболел. Это не помешало ему предпринять последнюю попытку сколотить независимую организацию. В конце ноября он написал членам своей бывшей дружины в Сливен, велел приготовить оружие и встречать его будущим летом в горах. Однако революционеры Сливена переросли этап гайдучества, они ответили ему почтительно, но твердо, совершенно в духе Левского: «Обо всем, что ты нам пишешь, надлежит ведать Ц.к., с ним вам и надо договориться, от него зависим как мы, так и все частные комитеты, мы все подчиняемся одному закону, который нам дан по общему высшегласию. И до тех пор, пока вы не посчитаетесь с этим законом и не докажете письменно ваше участие и что вы член Ц.к., все твои письма будут напрасны, потому что мы не смеем на них отвечать…

Мы думаем, что Ц.к. уже писал несколько раз, чтобы вы приехали, потому что понадобятся воеводы, судя по тому, как идет работа. Мы считаем, что вам надо приехать, потому что наши тут имеют вам больше доверия, чем другим воеводам»[114]

Затяжная полемика с Хитовым была типичной для стиля работы Левского с людьми. Он вел ее тактично, терпеливо и упорно, высказывался прямо и подчас резко, но всегда стремился к тому, чтобы за критическими замечаниями были видны его любовь и уважение адресату и человеку; он старался оставить дверь открытой для компромисса, чтобы упрямый гайдуцкий воевода мог войти в нее, не ущемляя своего самолюбия.

Не только воеводам было трудно понять, что именно делает Левский. Его генеральный план отводил важную роль болгарским эмигрантам в Румынии, однако большинство их не могло оказать внутренней организации той помощи, на которую он надеялся. Нередко в ответ на его просьбу помочь в простом деле — изготовить печать, отпечатать бланки денежных квитанций и т. д. — начинались проволочки, и ему приходилось неоднократно писать письма с напоминаниями. О финансовой помощи он их даже не просил. Все, что заказывалось для комитета в Румынии, оплачивалось из средств внутренней организации. Ожидая, когда пришлют печать, Левский писал Данаилу Попову:

«Сегодня я уезжаю, объеду кое-какие города. Дней через 10–20 вернусь, и хорошо бы, если бы вы поторопились с печатью и выслали ее к тому времени; без нее дела мои хромают, и денег без нее нет; ее я жду больше всею и оттого сижу на одном месте; куда ни пойду, слова мои без нее темны. Ведь не месяцы нужны, чтобы ее сделать. Если дело в деньгах, заплатите пока из ваших, а мы не замедлим вам послать сколько нужно, я и Каравелову заплачу, как Я ему уже написал. Примите мои слова за истину, я вам ни в чем лгать не стану; уж не приняли ли вы к сердцу, что я сегодня или завтра умру, или попаду к ним в руки, и вы останетесь ни с чем? Нет! Даже если я умру есть другие честные юнаки, которые вам заплатят за все, что вы для нас потратите…»[115].