Апостол свободы

Левский получал газету Каравелова «Свобода», но сотрудничества, или хотя бы контактов, между Бухарестским и Ловечским комитетом почти не было; к тому же первый из них, по-видимому, существовал больше на бумаге, чем в действительности. Члены Ловечского комитета Марин Поплуканов и Иван Драсов съездили в Румынию, к Каравелову, но их переговоры не принесли сколько-нибудь заметного улучшения в отношениях между эмигрантами и внутренней организацией. По традиции, эмигранты возглавляли национальное движение, и они ревниво защищали свои права, которые до сих пор никто не оспаривал. Сами они сделали за 1871 год очень мало, но деятельность Левского их возмущала и вызывала их негодование. Левский приветствовал конструктивную критику, высказанную ясно и открыто, но высокомерная снисходительность, околичности и придирки посторонних делу людей с их болезненным самолюбием раздражали его. Кое с кем из эмигрантов он вел полемику, отвечал на их критические замечания и каждый раз предлагал принять участие в работе, но почти безрезультатно.

Среди самих эмигрантов единства не было. По-прежнему оставалось в силе целение на «старых» и «молодых», а эти последние размежевались на четыре основные группировки. Некоторые — их было меньшинство, — подобно Данаилу Попову, всем сердцем поддерживали Левского; другие были верны старой тактике чет, введенной Раковским; третьи цеплялись за канувший в небытие Тайный центральный комитет; четвертая группа тяготела к Каравелову. Эта последняя во многом была близка Левскому, однако ее тактикой было сотрудничество с Сербией, а целью — балканская федерация. Между группой Каравелова и приверженцами бывшего тайного комитета существовала вражда, и эти последние не раз упрекали Левского в том, что он подчиняется Каравелову, что он отрицал:

«Что вы нам приписываете, будто мы от него ждем и программу, и законы, и печати, и не знаю что еще! Словом, будто он мной командует. Откройте глаза пошире и в наших письмах увидите, каким порядком мы заказываем все это и верно ли, что я слушаюсь кого-нибудь из вас да работаю только по одобрению Каравелова, Ценова, Райнова, Живкова, Кыршовского да Д. Хр. Попова. Или по одобрению здешнего нашего высшегласия». Объяснив, что Каравелов не диктует свои принципы внутренней организации, а просто печатает в своей типографии материалы для нее, Левский продолжает: «…не топчитесь как слепые и не болтайте попусту! Мы здесь в Болгарии считаем все, что вы сделали до сих пор, как убийство для народа… От вашей помощи у нас тут горя не оберешься…»[116].

Эта гневная отповедь была вызвана анонимным письмом за подписью «Патриот», полученным от группы эмигрантов в Плоешти; Левскому нетрудно было угадать, кто скрывается за этой подписью. Авторы письма резко критиковали Левского за то, что он разработал устав своей организации, «не посоветовавшись со всеми членами движения», что должно было означать — не спросив совета их самих. На это Левский отвечал, что будет ждать списка имен тех, от чьего имени они выступают, чтобы узнать, сколько их; он же со своей стороны готов доказать, что численность внутренней организации куда больше. Несмотря на критические замечания по адресу Левского, эмигранты в Плоешти настолько заинтересовались его деятельностью, что предложили ему приехать в Румынию для переговоров. Они явно чувствовали, что в Болгарии совершается нечто важное, и надеялись встать во главе нового дела. Однако Левский быстро заставил их разочароваться: все дело обстоит совсем не так, как они себе представляют, в Болгарии уже существует полнокровная и активная организация, она сама решает свои дела большинством голосов; если эмигранты хотят присоединиться к ней на этих условиях — добро пожаловать; но руководство организации находится и останется в Болгарии, там, где живет большинство революционеров и там, где будет литься кровь.