Аппендикс

Кукуя в церкви Святых Ангелов, Вал время от времени пересекал площадь и бросал взгляд через стекло. Рождество было на носу, двери так и вертелись. В среду он прождал напрасно, а в четверг позаботился поставить Олю у входа. Рядом с банком был вонючий уголок, и к его постоянному жителю-попрошайке там все время кто-то пристраивался. Иногда шныряла здесь и Гратидия, магиня или, может быть, даже ведьма со спутанными волосами, в которых некоторые углядывали змей. Оля ее неплохо знала, и однажды они побеседовали о древних ритуалах. По слухам, эта Гратидия великолепно составляла тексты для defixionis[112], что записывались секретно одним ее знакомым мастером на свинцовых табличках и продавались разным нуждающимся пригвоздить проклятием своих врагов почти до смерти.

Когда он войдет, Оля должна отвлекать посетителей: клянчить, молиться, что хочет, но без скандала, просто, чтоб работники банка как можно лучше могли сосредоточиться на том, что будет происходить. Десять минут, и пожалуйте к нашему столику! – объяснил Вал.

За стойкой никого не было. Из посетителей – только какая-то монашка и женщина с ней, и он прошел вглубь. Справа был закуток Марио, а прямо напротив зияла открытая дверь на лестницу в подвальный этаж.

Директор и еще один мен, которого Вал мгновенно узнал, так точно описал его Марио, занимались мешком с деньгами. Директор спускался в сейф, а Лилий маячил, его прикрывая. Его атлетическая фигура каждым мускулом демонстрировала, насколько ему по фигу весь этот банк и кислый денежный пафос. Директор был элегантным, полным, веселым человеком, любящим после работы уколоть себе небо иголочками просекко, а за ужином в компании прикончить бутылку Бардолино или Вальполичеллы. Как положено, у него была любимая жена и чуть менее любимая любовница. Прекрасные дети. Гибкий, юморной народ эти венецианцы.

«Ведите себя смирно, и все будет тип-топ», – сказал Вал в нос коронную фразу, когда, рванувшись к вставшему из-за стола Марио, приставил дуло к его шее. Марио покорно застыл, задрав голову, как жертвенный бык. Директор уставился телячьими глазами. «Лишь бы отделаться поскорей от этой скуки», – твердила будто выточенная из кости физиономия Лилия несколько секунд назад, но сейчас Марио с нежностью разглядел на маске невозмутимости волнение за себя. И Лилий, и директор были старыми рыбинами и не раз уже наблюдали похожие инсценировки. Никакому идиоту не пришло бы в голову бить тревогу, в конце концов это было просто дурным тоном. Лишь однажды особо дотошный работник, бестолочь – бывший полицейский, пустился на всеобщую потеху вслед грабителю, но тот выбросил в воздух ворох ценных бумажек, и народ создал кучу-малу. Так и не поймали. А вообще много было психопатов, нариков и начинающих, которых залавливали через несколько минут после выхода, или же мастеров своего дела, которых не нашли никогда. Немало страху директор и Лилий натерпелись за свою жизнь также из-за вооруженных банд и пролетарских экспроприаций.

«Это мелкое ограбление, – элегантно подчеркнул Вал, – только шестьдесят тысяч». Заядлый спортсмен и наездник, Лилий без слов вытянул из мешка несколько пачек и бросил к его ногам. Бросок был довольно точным. Марио отлетел от широкоплечего броска в сторону, и, одним движением собрав с пола пачки, рассовав их по внутренним карманам пиджака, Вал вышел вон. Отвернул шарф. Не теряя достоинства, пробежал по галерее и нырнул в метро. Вышел на следующей, сел в автобус, замел. Да и кто погонится за шестьюдесятью тысячами? Кстати, их оказалось только пятьдесят: две пачки по двести и одна по сто. А для директора и Лилия самым паскудным в этом эпизоде оказалась разборка с карабинерами. Нуднейшее заполнение бумаг, которое продолжалось еще с неделю после исследований видеозаписи. Конечно, никто ни о ком не подумал плохо, и Марио по долгу службы разделил тоску составления акта, в уме подсчитывая недостающее в кассе помощи. Монашка же, промолчав при допросе свидетелей, вспомнила на исповеди, что уже где-то видела вора. «Не во сне ли, матушка?» – с укоризной пошутил священник.

В субботу утром двадцать второго декабря, секунда в секунду совпадая с началом зимнего солнцестояния, Марио в халате, надетом поверх длинной индийской рубахи, которую он, предпочитая пижаме, использовал как ночнушку, открыл дверь Оле.

– Десять, – сказала Оленька еще на пороге.

– То есть я должен вам десять евро за подшивку брюк? – переспросил Марио, затаскивая ее в дом. Все же у него были явно преступные наклонности. Ну какой честный человек, оказавшись к тому же практически в неглиже перед посторонней женщиной, смог бы найтись так быстро?