Читаем Аппликации полностью

ро они столкнутся, что ты здесь потеряла, одна из них – искажение, другая почти

живая. Как же вы здесь только сына заживо, нет, почему не съели руку свою, что

вводит во искушение ежечасно. Я не люблю Флоренцию – здесь каждый день

метели, я ко всему терпима и безучастна. Вот идут читатели, смотрят в глаза друг

другу – в тот день не читали мы больше и читать не хотим. Беатриче равняется

выжимкам или любви к испугу, только варвары носят коромысла, гуси идут на

Рим. Вот она здесь спотыкается, падает у колодца, смотрит в свое отражение и

убегает вспять. Можно совсем без имени – столько с собой бороться и не заме-

тить ангела, что не пришел опять. Он встречает ее у стен городских, протягивает

чернила и лист лилейный, не потому что нет настоящих тем, а потому что, звез-

да морей, она его не любила, каждый окажется кем-то, но только совсем не тем.

50 Флорентийская

чародейка

Записки городского невротика

Через десять дней я сыграю Сибелиуса без единой запинки, уберу все флаж-

ки во входящих, выброшу флаеры с прошлого Нового года, можно мы все не бу-

дем взрослеть? Эти крылья Тинки нужно нести в утиль, но опять подвела пого-

да. Через десять лет ты сойдешь на этом вокзале, перебирая в уме все безопас-

ные связи, они не пришли встречать, наверное, опоздали, конечно, весна и со-

всем не лечебны грязи. Они сидят в своих квартирах, смотрят «Гордость и пред-

рассудки», иногда выходят на улицу пополнить запасы «Милки», а ты обещаешь

им только детские книги читать и «Мальборо» без накрутки, и никогда не уста-

нут ждать, и впрок закупают вилки. Через десять лет мы будем все так же на мяг-

ких креслах сидеть и слушать изрядно судьбою потрепанного Жадана. Предпо-

лагая, что мы честны хотя бы на треть и органом речи может быть ножевая рана

(вот здесь ты скажешь: «Нет, оставь пиетет», сама с собой за тебя веду ненужные

разговоры), конечно, мы не узнаем себя через десять лет, какой-то след, но это

кротовьи норы. Через десять лет ты сойдешь на этом вокзале и будешь идти впе-

ред по известной, давно проторенной магистрали, не слушая прочих, на сцену

выносят лёд, кто их разберет, я ночую в колонном зале, чтобы смотреть на тебя

хотя бы те пять минут, когда ты снимаешь очки и щуришься на поэтов, и кто-то

опять вспоминает, что все умрут и всё огребут, но это, конечно, Летов.

Записки

городского

невротика

51

***

Здесь нужно поставить большие кавычки, как говорил Кузьмин, в простран-

ственном отношении я не близка тебе долею миллиметра, иногда включу теле-

визор – там все, то другой, то один, то третий искать стихи заберутся в такие не-

дра, а их там уже давно, наверное, нет, я прощу тебе всё за эти копи царя Соло-

мона, я подарю тебе зайца и клетчатый серый плед, зимою мы будем на санках

скрести со склона. Здесь нужно поставить большие кавычки, ведь ты там совсем

другой, конечно, эффект отстраненности я на себя примеряю долго, твое непри-

сутствие здесь выдает тебя с головой и я создаю тебя заново, крепкое чувство

долга. Когда ты городишь первое (весь огород), «Пиши» - мне говоришь, не ду-

мая, где здесь остатки плевел, я продаю городам и весям оскол души, лишь бы

ты мне так запросто не поверил. Лишь бы меня ты так нежно не полюбил, чтобы

менять построчно на запятую. Нет, оставаться книгой не будет сил – кем же еще, листаю, люблю, целую.

***

Я, конечно, уеду из этого города в город совсем другой, конечно в прообраз

небесного Иерусалима, и это простое желание выдаст меня с головой – что я хо-

рохорюсь одна и никем не любима. Я конечно уеду из этого города – здесь не

всегда зима, хоть за это могу быть кому-то я там благодарна. Все свои полудет-

ские комплексы крошишь сама и выносишь на пристань, река называется Мар-

на. Ты мне больше не нужен хотя бы как тема письма, как предел равновесия, неизбываемый минус. Ты, наверное, думал: «Минует ли нас Хохлома, распис-

ные шкатулки и ложки три триста на вынос». Я, конечно, уеду из этого города, ты не заметишь, нет, потому что у нас бессистемно падает божий сервер, а твои

знакомые правда передадут привет, и ты как и прежде спишь головой на север.

52

Перекрестки

Эдна и Александра носят белые платья, надеются встретить принца, читают

Эдгара По, в портретное сходство веря. Я дошла до трехсотой страницы, тебе до

сих пор не спится? Я хочу дочитать непременно, должна же найтись потеря. Вот

они ходят в райском саду, пекут пироги с брусникой, девушка, бросьте свои из-

ыски, давайте сбежим отсюда, нам прописали сыроедение, вас ведь назвали

Ликой, кажется, нет? Значит, прежде Лилит покупала у нас посуду. Эдна и Алек-

сандра вздыхают, перевернув страницу. Милая Ева, у нас еще будет свой мил-

лион, ах так, ничего не нужно? Еще невзначай привяжусь к нему - думай, смах-

нув ресницу, лучше уйти сейчас, поспешно и безоружно. “Кто здесь поставил

эпитеты?” - думает Эдна утром, - “Ведь и вчера их не было, и послезавтра тина.

Я отрицаю логику пыльным нутром и Лурдом с мутно-святой водой, опять хо-

роша картина”. Как мы застряли на этой странице, в коротком диапазоне боль-

ше не сыщется истины, бальные танцы и сливки с корицею, три голубца с сорбе-

Перейти на страницу:

Похожие книги

Надоело говорить и спорить
Надоело говорить и спорить

Один из основателей жанра авторской песни Юрий Визбор был поразительно многогранной личностью. По образованию – педагог, по призванию – журналист, поэт, бард, актер, сценарист, драматург. В молодости овладел и другими профессиями: радист первого класса, в годы армейской службы он летал на самолетах, бурил тоннель на трассе Абакан-Тайшет, рыбачил в северных морях… Настоящий мужской характер альпиниста и путешественника проявился и в его песнях, которые пользовались особой популярностью в 1960-1970-е годы. «Песня альпинистов», «Бригантина», «Милая моя», «Если я заболею…» Юрия Визбора звучат и поныне, вызывая ностальгию по ушедшей романтической эпохе.Размышления вслух, диалоги со зрительным залом, автобиографические подробности Юрия Визбора, а также воспоминания о нем не только объясняют секрет долголетия его творчества, но и доносят дух того времени.

Борис Спартакович Акимов , Б. С. Акимов , Юрий Иосифович Визбор

Биографии и Мемуары / Современная русская поэзия / Документальное