Аппликации

пахнет детским мылом, твои Белоснежка и Краснозорька не ходят в ближайший

лес, поставят бентли в углу и боятся волка снаружи, а ты создал себя заново и

исчез, и кости пьяны, и кожа, и соль, и души. Твои Белоснежка и Краснозорька

тоже идут в буфет, покупают осиновый кол и три капли яда, говорят – обслужите

нас на тридцать монет, после этого больше уже ничего не надо, а ты создал себя

заново, выбрал другой район, новую искренность, новые шины к лету, они гово-

рят о разницах, в горле першит Вийон, в небе увидеть можно без облаков коме-

ту, но что бы там ни было, это одна головная боль, чем-то занять себя до судно-

го дня творожно, маслено, и наконец-то выходишь в ноль, и наконец-то всё без

пробелов можно, а Белоснежка и Краснозорька пьют кленовый сироп, расска-

зывают себе о возможностях имплантатов, из леса выходит волк, на ветвистость

троп всё это нельзя списать, лес зелено-матов, иди же ко мне, дитя песочниц-

степей, где зарыты твои машинки, лопатки, вёдра, где растет не роза, а просто

родной репей, и любить его нужно верно и в дождь, и в вёдро, я тебе подарю

свой самый нарядный мех, и ни один охотник тебя не смажет, потому что позор-

но быть на устах у всех, как пиратски ввезенный мелкий рекламный гаджет, за-

верните мне всё, потому что я всё беру, всё, что встретим мы здесь, будет в пищу

идти нам, маков этот цвет кровеносных, и смерть красна на миру, и щекочет пе-

ром свою ветхую плоть Иаков, но ты хочешь казаться, а также иметь и быть, как

написано в схеме, которую нам простили, а она – за тобою пунктир, распуская

нить, и в 12:00 всё опять остается в силе.

93

***

Ты не приедешь сегодня утром в шестом вагоне (здесь запятая, чтобы совсем

не плач), знание правил грамматики важно, что скачут кони, избы горят, и why don’t you kill me so much, нам рассказали, теперь приходи с повинной – лысые

горы, крашеные хвосты, и заметай следы до своей Неглинной для красоты нехо-

женой, знаешь ты, как мне живется здесь не в плену – на воле, как мы рядимся

в красное, бережем свет по ночам, не хватит на всех и чего же боле, резать его

на ломтики их ножом. Ты не приедешь утром в шестом вагоне, пыль на конвер-

те нечем сметать уже, льдом и вином убаюкивать на балконе, сто сороков оста-

лось для всех в душе, некому здесь рассказывать сказки эти о расставаниях жа-

лостных без потерь, сверху табличка – купаться сегодня в Лете запрещено, гла-

зам никогда не верь, если поверишь, тут же причислен к ряду – дети, живот-

ные, ангелы и цветы, произойдет что-нибудь, рядом я присяду, ты не приедешь

утром, совсем не ты. Как вас зовут, безымянные дети рая до отторжения прочих

чужих имен, море кипит, растворяется кровь дурная, переезжаем отсюда в дру-

гой район, там, где растут осины и тополь гордо, и на ночные киоски кладут пе-

чать, и оживет осетрина второго сорта, чтобы другую мертвую плоть зачать. Ты

не приедешь сегодня утром в шестом вагоне, всё, что нам нужно, носим с собой

на треть, и рассыпаются слёзки болонские на балконе, нечему верить и не на что

здесь смотреть. Руку свою отдам – научиться левой нам ничего не стоит, в душе

пробел, мы рождены шутом или королевой без вариантов и осторожных дел, вот и сидим наутро в своем остроге, разве уснуть, как нам говорили встарь, если

еще не решен и вопрос о Боге, и фитили коптят золотой фонарь.

94

***

Вспоминай портрет Доры Маар, увиденный в Пушкинском, толпы люда, фантики от «Мишки на Севере», вырванные клочки, готовишь себе свое дежур-

ное блюдо по известным рецептам, затрещины и сачки. Знакомый в скайпе го-

ворит: «Если завтра новый Бродский тиснет поэму, его никто не заметит», на

проспекте орут коты, нужно быть заметным миру, как страус эму, скрывать на-

лет невежества красоты. Пока он говорит, я беру скраб от «Нивеи», избавляюсь

от старой кожи, а крылья – и так бескрыл твой тайный ангел, в этом с тобой по-

хожи, на сто двадцать градусов, больше не приоткрыл. Воистину всё нужно ис-

пытать на себе, потом предлагать другому в качестве панацеи, востребованной

в быту, резать лук, шутя хлопотать по дому, скрывать твои мысли, глотая их на

лету. Вспоминай портрет Доры Маар – два лица мимо поля, мимо выстроенной

системы координат и мер, и ничего-то ты здесь не уяснила, Лёля, куда исчеза-

ют единственные, их собственность, например. Одно лицо налагается на дру-

гое, потом на третье, и плюс бесконечность без глаз, и ты не сможешь оставить

себя в покое, укутать в пурпур, кружево и атлас, на письма друзей, вот тех, за ко-

торых в ответе, совсем не ответить, забросить ко всем чертям, они говорят – ну

вроде уже не дети, и путь широк, развилок лишен и прям, а хочется прямо не

знаю чего как будто, а хочется прямо не знаю куда пойти, в глубокий тыл ладо-

ней, где чудо-юдо, и больше себе не встретишься на пути, а все они догонят тебя

без спроса, навеки вместе и это шестой этаж, литума в Андах, придумает Варгас

Льоса, и вечный дождь, и тушь по лицу размажь.

95

***

Говорит – это пуще, чем досада, а что с этим делать завтра, сниматься на фоне

Пушкина, исследовать дно морское, говорит – обычное допущение, вас мне уже