– Бойся не тех, кто воюет, а тех, кто избегает этого, – стоял на своем Немирич. Видимо, он окончательно убедился, что у него здесь нет единомышленников.
– Ой, не напоминайте мне о Московии, – покачал головой Урбани, – я был в том походе с нашим королем. Более убогого края еще не видел. Люди живут в хлевах. Им не страшна никакая война, потому что их бревенчатые дома, которые они себе построили, можно восстановить в любом месте заново. Им нечего терять. Скота у них очень мало, ни садов, ни огородов нет. Есть только общие поля. Если на мосхов напасть, они будут отступать, оставляя после себя выжженные поля и деревни. А на такие большие территории нам придется идти с обозом, который будет в десять раз больше армии. Иначе начнется голод. Ведь и тогда мы не гнушались кониной, воронами, лягушками и корнями рогоза. Я был молодым, поэтому со всей этой бедой справился, а сколько наших умерло от того, что их так кормили!
Неожиданно вмешался Франц:
– Война – это прекрасно, – сказал он, словно смакуя каждое слово. – Война очищает. Это как дождь после длительной засухи. Война – это тайна, эпос, молодость, опьянение, безумие. Мир и война неразлучны, потому что именно в мире зарождаются ростки войны. Мир и война похожи, так как между слабостью и миром, как и между жестокостью и войной существует очень призрачная связь. Если вам кажется, что живете в мире, вы ошибаетесь. Вы живете при зарождении войны. Именно в это время, когда мы сидим за столом, она прорастает, а вскоре и зазеленеет. И мы все почувствуем ее на вкус и на ощупь.
Его слова восприняли как шутку, и разговор снова повернул на обыденные темы.
– Подумать только, – сказал доктор Гелиас, накладывая целое блюдо тушеной капусты, – еще не так давно люди угощались из одной тарелки, брали руками мясо, разложенное на одной доске, пили суп из одной миски и мочили губы в одной чаше.
– Не думаете, что это объединяло их больше, чем нас? – спросил Зиморович. – Мы пользуемся не просто отдельными приборами, но и вилки, ножи и ложки предназначены отдельно для любого общего блюда. И каждый из нас, накладывая еду, следит, чтобы этими приборами не коснуться его тарелки. Каждый из нас словно заперт в невидимой клетке.
– Но, панове, когда мы выезжаем на природу и устраиваем угощение, то ведем себя, как наши предки, – засмеялся пан Гайдер. – Хлеб ломаем руками, а отдельных приборов для каждого блюда нет. Природа нас высвобождает из невидимых клеток.