Арабская поэзия средних веков

Долго я веселился в неведенье сладком
И гордился удачей своей и достатком.

Долго я веселился. Мне все были рады,

И желанья мои не встречали преграды.

Долго я веселился. Мне жизнь улыбалась.

Все прошло без следа. Ничего не осталось.

Ты, что строишь дворцы и высокие башни,

Хочешь небо ладонью потрогать, бесстрашный,

Ты игрушка в руках бессердечного рока.

Он велит — и приходит погибель до срока,

И дворцы твоей славы руинами станут,

И дела твоей жизни в забвение канут.

Неужели ты думаешь: все обойдется,

Смерть пропустит тебя, пощадит, отвернется?

Оглянись же вокруг! Этот мир наслаждений —

Только жалкий мираж, вереница видений,

Только зыбкое марево, сгусток тумана…

Неужели, слепец, ты не видишь обмана?

Разгорается смерти несытое пламя —

Этот огненный зев насыщается нами.

Это наше грядущее… Нет исключений.

Впереди — ничего, кроме смертных мучений.

Обещаньям блаженства — бесчестным рассказам

Не внимай никогда, если жив еще разум.

Ты упорствуешь, ты прегрешения множишь,

От безумств молодых отказаться не можешь,

Воздвигаешь дворцы ради суетной славы,

Тратишь силу свою на пустые забавы.

Воздавая ничтожеству славу и почесть,

Ты достойного мужа теснишь и порочишь.

Но в покои твои, пламенея от гнева,

Смерть внезапно сойдет, словно молния с неба.

Перед нею в последней тоске, в исступленье

Ты раскаешься, ты упадешь на колени,

И поймешь, полумертвый, от страха дрожащий:

Все ничтожно, все временно, все преходяще.

Что сулят человеку грядущие годы?

Ничего. Только муки, обиды, невзгоды.

Не теряя надежды, живешь понемногу,

Но приходит пора собираться в дорогу.

Кто из смертных сумел избежать этой доли?

Смерть не шутит сама и шутить не позволит.

Назови государство — их было немало,—

Что не гибло, не рушилось, прахом не стало.

Кто из мертвых воскрес, кто сподобился чуда?

Где загробная жизнь? Кто вернулся оттуда?

Никого. Только голос из бездны зовет:

«Для последней кочевки седлайте верблюда!»

«Спешу, отбрасывая страх и не боясь беды…»

^{144}