По Божьему завету и справедливости всю землю, приобретенную за счет завоеваний, следовало разделить между арабскими воинами, которым она принадлежала по праву добычи. Однако, исходя из практических соображений, она, конечно, не была разделена и перешла либо в государственную собственность, либо стала подчиненной территорией ислама. Казне или правителю отходили те имения, которые их прежние владельцы освободили и сдали без борьбы, – имения членов правящей династии, знати и неотчуждаемое имущество, например почта и храмы зороастрийцев. Эти владения (савафи) были весьма обширны, особенно в тех провинциях, которые обычно представляли наибольшую важность с финансовой точки зрения[133]
, в частности в Ираке (Ас-Саваде). С другой стороны, то, что было с боем захвачено арабскими войсками, считалось коллективной собственностью мусульман и оставалось во владении побежденных после выплаты дани. Итак, дань как доход фактически ежегодно должна была делиться между законными владельцами капитала, но государство присвоило ее единолично и выплачивало мусульманским воинам лишь фиксированные пенсии, определяя их по собственному усмотрению. Таким образом, различие между двумя типами земельного имущества стерлось и доходы от обоих одинаково стекались в казну. Такое положение дел окончательно оформилось во времена великих завоеваний, и Умар I либо ввел его, либо узаконил как уже фактически существующее. Однако он не пошел так далеко, чтобы запретить частным лицам владеть землей, облагаемой данью. Общий запрет арабам на владение землей в провинциях так и не был введен. Как и сам пророк, его преемники, не исключая Абу Бакра и Умара, обладали полным контролем над государственными землями и жаловали участки (катай) в награду отличившимся подданным, причем, скорее всего, в качестве не ленов, но аллодов, и именно благодаря этому Али, Тальха и аз-Зубайр нажили огромные владения. Кроме того, все арабские воины в Мусуре были по факту владельцами имений и им принадлежали не только их дома и поля, но и участки земли в окружающих деревнях. В царствование Умара I они, безусловно, ставили на первое место войну и добычу, но в последовавшие затем более мирные времена ситуация изменилась. Страсть к присоединению владений и земли пробудилась у них еще в языческие времена, и ислам с Мухаммедом не только не обуздал ее, но, напротив, подстегнул и, естественно, придал ей дополнительную силу во времена завоевательных войн. Старый закон, по которому еще не занятая земля становилась собственностью того, кто начинал ее возделывать, действовал не только в Аравии, но и в провинциях и там активно проводился в жизнь. Однако страсть к приобретению земли не останавливалась даже перед участками хараджной земли, принадлежащими завоеванным крестьянам, поскольку они часто переходили в руки арабской знати в результате законного приобретения или менее уважаемыми способами, да и вообще ни из чего не следует, что это было запрещено для них законом. У Умара I не было мотивов возражать против порядка, который в его время едва сложился и во всяком случае еще не привел ни к каким вредным последствиям.Также Умар I не издавал закона, по которому харадж с земельного участка должен взиматься независимо от того, кому он принадлежит, мусульманину или иноверцу, и что переход в ислам освобождает подданных только от джизьи, поскольку она, будучи подушным налогом, регулируется согласно их статусу и является знаком отличия покоренных народов от мусульман. И харадж, и джизья первоначально считались данью, которую подданные выплачивают гражданам теократии – «сынам своим» (Мф., 17: 25). Последние не платили налогов ни за себя, ни за землю своих полей, но должны были лишь отдавать десятую часть урожая, да и ту не людям, а Богу. В их голову никогда не приходила мысль, что только обязанность выплаты подушного налога была бесчестьем для мусульманина, а не земельного. Кроме того, в старинных оборотах речи не проводилось никаких различий между хараджем и джизьей; и то и другое обозначало одно и то же, а именно дань, взимаемую с немусульман. Часто упоминается джизья с земли, но так же часто упоминается и харадж с человека[134]
. Для арабов не имело большого значения, под каким названием отдельному налогоплательщику приходилось выплачивать свою долю, особенно если дань налагалась в виде единовременной фиксированной суммы, которая взималась со всей общины как с единого целого, что сначала скорее было правилом, чем исключением.