Арабский халифат. Золотой век ислама

Ибн Асакир – автор VI века от хиджры, который находится в плену широко и давно распространенного заблуждения, а именно что первый Умар и сподвижники пророка, после смерти Мухаммеда – авторитетные регуляторы условий, только что возникших в результате завоеваний, с самого начала и по всем вопросам определили стандарт на будущее и что распространение территориальных владений и отчуждение облагаемой данью земли представляли собой злоупотребление, находящееся в прямом противоречии с установленным стандартом и появившееся только после отхода от него, совершенного Усманом и Омейядами. Но там, где повествование Ибн Асакира не затронуто этим убеждением, у нас нет оснований сомневаться, что он основывался на старых источниках. Оно слишком достоверно, чтобы быть придуманным. Поэтому мы вполне можем поверить, что Умар II начал с того, что воспрепятствовал разделению и дроблению государства и общей собственности, преобладавшим при его предшественниках, посредством запрета на продажу хараджной земли. Ибн Асакир фактически не говорит, что он также не разделил имений и не отдал ни одного из них, но это можно считать установленным фактом[144].

Итак, когда этот халиф воспротивился отъему налогооблагаемой земли у государства посредством ее продажи, он не мог при этом желать того, чтобы то же самое произошло из-за обращения владельцев в иную веру. По всей видимости он ввел такие меры, из-за которых тот принцип, что никто из новообращенных не должен выплачивать дань, потерял практический смысл, нанеся ущерб казне, и приобрел идеальное, а не материальное значение[145]. У Яхьи ибн Адама говорится, что Умар II отказался менять харадж на десятину для тех, кто перешел в ислам, и заявил вместо этого, что те из них, кто останется на своих каналах[146], должны после обращения платить, как раньше, а те, кто переселился в город, должны отдать свою землю в деревенскую общину. То, что новые мусульмане, которые оставались жить рядом со своими каналами, должны были продолжать выплачивать харадж, не согласуется с тем, что мы уже знаем, однако это противоречие исчезает, когда мы узнаем, что выплаты считались уже не данью, а арендной платой[147]. В процитированном отрывке, безусловно, верно утверждается, что халиф считал устройство налогооблагаемой земли и государственного дохода, который она приносила, огромным благом. Даже если он не мог отменить уже произошедшего сокращения доходов, он все равно на будущее хотел оставить гарантию фая неприкосновенной. И даже если в принципе он не посягнул на свободу мусульман от дани – свободу и новых мусульман, и старых, – все же он не хотел, чтобы старое историческое право нарушалось дополнительными поправками и земли превратились бы в свободные частные владения, которые в действительности принадлежат общине в качестве неотчуждаемой собственности.

В провинциях, уже завоеванных почти за век до того, где система налогообложения была установлена раз и навсегда самим актом завоевания в соответствии с несколько видоизмененным мусульманским законом о добыче, Умар II по существу сохранил статус-кво, основанный на этом историческом фундаменте, и защитил его от нарушений, однако не так дела обстояли в землях, которые были присоединены лишь во время его правления или которые во всяком случае были не так основательно и полно подчинены, – в Маверранахре и Индии, в Африке и Испании. Те шаги, которые он предпринял там, следует рассматривать в отрыве от его других действий, их нельзя смешивать с остальными; их нельзя рассматривать с такой же точки зрения. Прежде чем начались военные действия, туда поступали призывы принять ислам и покориться Аллаху. Если жители подчинялись призывам, тогда они вступали в теократию со всеми привилегиями и не должны были выплачивать дани. Так было предписано исламом, но никто не воспринимал этого всерьез. Джихад должен был приносить деньги и добычу, и целью ставилось именно это, а не распространение веры. Умар II ненавидел этот джихад и стремился, напротив, к мирному собранию народов в исламе и в данном случае не требовал уплаты дани. Об отмене фая говорить не приходится, потому что фая не существовало.