Вернувшись, Влад неловко врезается плечом в дверь, шипит, а дверь с громким звуком врезается в стену. Порыкивая, Джек пытается вскочить, вертится, крутит головой, едва не выдираясь из хватки Яна.
— Тише, тише… С ним все хорошо, просто Влад дурачок, — ласково говорит Ян Джеку на ухо. — Но он очень за тебя испугался, понимаешь? Войцек, не пугай ребенка…
Придерживая Джека за ошейник, Влад тоже гладит, зарывается не так аккуратно — грубовато, но нежно, и Джек ненадолго млеет, забывает о занозе. Резко пахнет спиртом — Ян быстро протирает пинцет. Заноза поддается на удачу легко — куда труднее выковыривать пули из Влада Войцека, исключительно любящего их собирать. Джек визжит уже тогда, когда Ян вытягивает длинную кривую щепку; боль пробивается сквозь заклинание. Мгновенно Ян набрасывает ему на лапу нить с неоновым амулетом, баюкает ее.
— Вот и все, — объявляет он, тиская Джека за загривок. — Ты молодец.
Джек умно наклоняет голову, позволяя целовать себя в лоб, почесывая шею.
— Думаю, поспать ты сегодня можешь и на диване, вон какой чистый, — фыркает Ян. — Ты чем его мыл?
— Чем попало, он вырывался, я лил все подряд… Зато теперь наш адский пес пахнет мятой.
— Хорошо, что ты не взял мыло для рук, оно с вишней, — ухмыляется Ян. — А мой шампунь…
— Можешь с ним попрощаться. С меня новый.
Они смеются, а Джек радостно тявкает в унисон.
— Ян? — расслабленно зовет его Влад, чрезвычайно довольный и счастливый тоже, как и пес. — Мы нашли кое-что — не зря лезли в эти буераки. Медальон жертвы — нужно копать там. С утра повезем группу с лопатами.
— Вы оба молодцы, — соглашается Ян, гладя Джека и улыбаясь Владу. Они мурлыкают.
========== 23. Мабон ==========
Нет инквизиторам покоя ни днем, ни ночью — если бы речь шла о дежурствах по долгу службы, Ян запросто бы смирился, но какая-то неведомая сила подхватывает его во сне, тащит, волочет. Каждому знакомо ощущение падения, предшествующее неглубокому беспокойному сну, но сейчас Ян чувствует, как кто-то чутко ловит его, придерживает, ставит на землю и даже заботливо отряхивает.
Пахнет лесом, недавно умытым дождем. С полминуты Ян сонно жмурится, протирая глаза. Понимает, что он спит сейчас на скрипучем старом диване, свернувшись клубком, но в то же время шагает по мягкой траве босыми ногами. Белеет россыпь свежих цветов — Яну жаль на них наступить. Веет туман.
— Это не настоящий лес, Ян, иначе нас заели бы уже комары! — позванивающий голос зовет его, и Ян оборачивается, чтобы увидеть за спиной сидящую под особо широким кряжистым дубом женщину в простом темном платье. Катарина Войцек.
Пахнет деревом. В руке ее сверкает охотничий широкий нож, которым Катарина неторопливо, что-то насвистывая, обтесывает толстую отломленную ветку, что лежит у нее на коленях. Щепки сыплются во все стороны.
Убирая за ухо черную длинную прядь, она взмахивает Яну ладонью, приглашая устроиться рядом. Подстилка из травы и мха кажется заманчиво мягкой и потому — нереальной. Все в этом сне придумано, вытащено из самых романтических мечтаний — из чего еще строить тихий уголок? Должно быть, это память Катарины, не его — откуда бы у инквизитора взяться таким мирным картинкам, словно бы вставшим со страниц детской книжки…
— Что-то случилось, пани Катарина? — вежливо спрашивает он, ища на вечно молодом лице отпечатки тревог.
— Захотелось повидать семью в Мабон — как всякому уважающему себя духу, — смеется она. — Скучно гулять меж мирами и не видеть знакомых лиц. В такие дни границы истончаются, и мне проще всего проскальзывать…
Она похожа на внука — те же хищные черты, серый, волчий проблеск глаз и опасная ухмылка, но Яну давно спокойнее всего с ними. С адскими псами и звероватыми Войцеками.
— Мабон? — переспрашивает Ян, лениво постукивая пальцем по шершавой древесной коре за спиной, желая проверить истинность всего, что он чувствует. Листва шумит, в небе перемигиваются звезды. — Это какой-то кельтский праздник? Нет, осенний — Самайн…
— Такой взрослый инквизитор, а не знает таких простых вещей! — стариковски ворчит Катарина, и Ян запоздало вспоминает, что ей около трех сотен лет, но тут же опасливо прячет мыслишку под прочей шелухой. — Это равноденствие! — веселясь, кричит Катарина, вскидывая свою поделку к небу. Ян уже может приметить, что это нечто вроде магического посоха. — Время славить землю за урожай, радоваться и пить… Теперь уж его забыли, но когда-то я отплясывала у костров, чтобы снова был сытный год.
Работа Катарины, мерные движения ее рук, переплет песни — все это успокаивает его, и Ян осторожно прислоняется лбом к ее теплому, настоящему плечу. Не ему бояться мертвых. От Катарины пахнет лесными травами и сухим деревом, что пылает лучше всего.
— Почему бы не явиться Владу? Вас связывает кровь — должно быть, легче дотянуться, — предлагает Ян, отходя к окну. — Он будет рад вас видеть.
— Он не одинок — я рада за него, — улыбается она безмятежно, поднимая лицо кверху, позволяя лунному свету потопить ее. — Мертвым лучше оставаться подальше — наше время прошло.
— Вы боитесь?