Arca, in quam...(СИ)

Солнце заслоняет плотная черная пелена, закрывает, льнет к свету и жадно пожирает его. Где-то слышится треск, звон. Громкий крик — вороний. Шорох крыльев оглушает, и Саша теряется в ощущениях. День обращается ночью, темнота наваливается с обеих сторон, сходится, захлестывает его.

Когда он открывает глаза, слепой и зрячий, небо расчищается, расслаивается чернота. Толпа выдыхает — все живы. Резко пахнет озоном и почему-то — сладким, яблочным.

— Любит же этот кто-то, — фыркает Белка, несмело отнимаясь от Саши, подрагивая хвостом, — являться из другого мира с таким пафосом. Нужно ввести какие-нибудь правила движения, в конце концов!

Саша согласно мычит.

========== 25. Красная луна ==========

В клубе «Красная луна» никогда не стихает музыка. Каждую ночь здесь сияет неоновыми алыми огнями широкий танцпол, на котором дико перемешиваются люди и нелюди, неразличимо мистические, потусторонние… Музыка бьет по ушам, уничтожая, втаптывая их в пол. Зачаровывает ритмичными ударами, уводит, отключает голову. Каждому нужно спасение, омут, куда можно бултыхнуться с головой…

Возле бара почти свободно, и это несказанная удача. Тесный жар — на танцполе, тут же можно спокойно дышать. Томная ведьма обводит пальцем край бокала, пришептывает.

— Макабр, — вздыхает кто-то, наблюдая за танцующими; судя по острым контурам рожек — бес. — Данс-макабр — уж точно. Как думаешь, инквизиторство?

Ему приходится немного повысить голос, чтобы перекричать грохот.

— Думаю, мы должны глядеть в оба, чтобы заметить… Та девушка справа! — вдруг прерываясь, говорит другой, незаметным кивком указывая на роковую красотку, манящую тонким пальцем глупо улыбающегося мальчишку, одержимо тянущего к ней руку.

— Брукса, однозначно, — протягивает бес.

— Согласен. Она хорошо держится: другая кинулась бы прямо здесь, не уводя. Однако хороший у нее аппетит: третий за неделю!

Лениво посматривая, бес оглаживает взглядом ее, слишком красивую, словно бы нарисованную, высеченную безумным скульптором, а после шагнувшую с постамента легко и невесомо. Тонкое изящное лицо, бархат черного узкого платья, полные алые губы… За ними — шилья тонких клыков, вот-вот готовых впиться, растерзать.

— Идем или еще по рюмочке? — весело повторяет он, удивительно беззаботный. — Не успеет она его сожрать — вампирши любят растягивать удовольствие. Прелюдия — самое важное… Зато возьмем ее на тепленьком — возможно, буквально. «Кровавую Мэри», пожалуйста! — вскрикивает бес, взмахивая рукой бармену.

С громким клекотом брукса подается вперед, и толпа волнуется, брызжет в стороны, крича. Мальчишка взвизгивает, путаясь в ногах и падая, нелепо суча руками. Красавица оборачивается ночным кошмаром — неоновые полосы кроваво расцвечивают хищное, звериное лицо.

— Стоять! — Тень срывается с высокого барного стула. — Инквизиция, вы арестованы!

Залпом опрокидывая в себя поставленный барменом шот, бес бешено улыбается, а потом торопливо кидается вслед за напарником, выдирает пистолет на ходу. Его спасение — таково. Тоже воет, зовет, гремит пульсом в ушах.

В «Красной луне» ни один вечер не проходит тихо.

========== 26. У каждой женщины должна быть змея ==========

Бывать в гостях у Ярославы Игоревны любят все. Старушка живет одна — другая бы завела для приличия ведьмински черного кота, но у нее в квартире пусто и тихо, как в музее. Диковин, расставленных по полкам, хватит на целую выставку, и дети приходят к ней, чтобы поглазеть на причудливые вещицы, мерцающие за чистыми стеклами старинных сервантов, и чтобы послушать странные сказки, похожие на быль — старую, полузабытую. Рассказывать Ярослава Игоревна умеет, загадочно прижмуриваясь, величественно кивая головой.

О ней будто бы никто ничего не знает — она однажды появилась, но словно всегда была здесь, знает их наизусть. Сухонькая старушка со следами огненной рыжины в волосах. Поможет, за чем не обратись: и соль, и сахар одолжит, и рецепт, и советом угостит — расплывчатым, но мудрым. Взрослые побаиваются ее за проницательность, за опасный огонек, иногда проскакивающий в ярких, не старушечьих глазах. А дети обожают ее и всегда заскакивают навестить.

Холодным осенним вечером Витя и Маша Владимировы сидят в ее большой гостиной, уплетая шарлотку и слушая неторопливый рассказ Ярославы Игоревны про детей, заблудившихся в лесу и выведенных лесарками — лесными духами. Свет приглушен, тонет в углах, в мягком восточном ковре, расстеленном на полу.

— А мы на даче домового видели! — восклицает Маша гордо. — Такой ежик, только взгляд у него человечий…

— О, вот как… Домовые, надо же? — удивляется Ярослава Игоревна, расслабленно улыбаясь, откидываясь на спинку скрипучего кресла-качалки. Верит — верит им больше занятых родителей, потому что сама — часть того древнего мира, осколок его, обломок… — Когда-то были времена, когда в каждом доме, в любой избушке жил свой дух-хранитель, маленький помощник. Таким платили молоком и хлебом, оставленным на ночь, а они верно оберегали семью от бед и нашептывали удачу, пока те спали.